Въ эту минуту къ позду присоединился одинъ отставшій комедіантъ. Одтый какъ шутъ, онъ былъ покрытъ съ головы до ногъ погремушками и носилъ за конц своей палки три надутыхъ бычачьихъ пузыря. Подойдя въ Донъ-Кихоту, эта чучелообразная фигура принялась фехтовать своею палкой. ударяя привязанными къ ней пузырями по земл, и прыгать направо и на лво, гремя своими побрякушками. Это странное видніе испугало Россинанта, и не смотря на усилія Донъ-Кихота успокоить его, онъ началъ грызть удила и помчался чрезъ поле съ такой быстротой, какой трудно было ожидать отъ него. Видя это, Санчо соскочилъ съ осла и кинулся на помощь къ своему господину, но посплъ къ нему тогда, когда рыцарь и его конь лежали уже распростертыми на земл; — такъ обыкновенно оканчивалъ Россинантъ вс подвиги.
Между тмъ чуть только Санчо спрыгнулъ съ осла, какъ на него вскочилъ чучелообразный господинъ съ побрякушками, и ударяя ими осла, заставилъ его, не столько отъ боли, сколько отъ страха, мчаться во всю прыть къ деревн; въ которой готовилось театральное представленіе. Положеніе Санчо было критическое; онъ не зналъ: бжать ли ему на помощь къ своему господину, или догонять комедіанта, но любовь въ господину восторжествовала надъ любовью къ ослу, и оруженосецъ, не смотря на дождь ударовъ, сыпавшихся на его осла, которые онъ предпочиталъ чувствовать за зницахъ собственныхъ очей, побжалъ однако къ Донъ-Кихоту, находившемуся въ положеніи весьма незавидномъ. Помогая рыцарю взобраться на Россинанта, Санчо сказалъ ему: «ваша милость, чортъ уноситъ моего осла.»
— Какой чортъ? спросилъ удивленный Донъ-Кихотъ.
— Чортъ съ пузырями, сказалъ Санчо.
— Успокойся, Санчо, отвтилъ рыцарь; я заставлю его возвратить теб твоего осла, хотя бы онъ скрылся въ недосягаемыхъ безднахъ ада. Иди за мной; телга тащится медленно и мулами этихъ комедіантовъ я расквитаюсь за твоего осла.
— Не трудитесь! воскликнулъ Санчо: чортъ оставилъ уже моего осла, и бдняжка тащится назадъ.
Санчо сказалъ правду; чортъ съ осломъ упалъ, какъ Донъ-Кихотъ съ Россинантонъ, и тмъ временемъ, какъ чортъ спшилъ въ деревню, оселъ возвращался въ своимъ господамъ.
— Дерзость чорта слдовало бы однако наказать, сказалъ Донъ-Кихотъ, на комъ-нибудь изъ его товарищей, хотя бы на самомъ император.
— Наказывать то ужъ совершенно не къ чему, возразилъ Санчо, послушайте меня и не вступайте ни въ какіе споры съ комедіантами, потому что имъ вс покровительствуютъ. Я знавалъ комедіанта, преслдуемаго за убійство, и что жъ? онъ ускользнулъ отъ сыщиковъ не потерявъ ни одного волоса за голов. Люди эти доставляютъ намъ удовольствіе, и потому вс покровительствуютъ актерамъ, особенно, королевскихъ труппъ.
— Все равно, отвчалъ Донъ-Кихотъ; пусть весь міръ приметъ подъ защиту этого скомороха, я все-таки накажу его, и не позволю сказать, что онъ избгнулъ моего мщенія. Съ послднимъ словомъ рыцарь поскакалъ въ телг и закричалъ комедіантамъ: «остановитесь, негодная сволочь! Остановитесь, паяцы! Я хочу заставить васъ уважать верховыхъ животныхъ оруженосцевъ странствующихъ рыцарей.»
Крикъ Донъ-Кихота достигъ ушей комедіантовъ. Судя по словамъ рыцаря о его намреніи, смерть съ чортомъ выпрыгнули изъ телги, за ними послдовали ангелъ съ императоронъ, а за ними и купидонъ съ королевой; и вс они, вооружась каменьями, ршились подъ прикрытіемъ телги ожидать нападенія Донъ-Кихота. Видя твердость своихъ непріятелей, стоявшихъ съ поднятыми руками и готовыхъ осыпать его градомъ каменьевъ, герой нашъ придержалъ Россинанта и началъ соображать: какимъ бы путемъ наивыгодне, съ наименьшей опасностью для себя атаковать врага. Тмъ временемъ, какъ онъ обдумывалъ планъ атаки, рыцаря догналъ его оруженосецъ и видя своего господина, готоваго атаковать, сказалъ ему:
— Одумайтесь ваша милость! Вдь отъ каменнаго дождя можно укрыться только подъ чугуннымъ колоколомъ, да кром того не безразсудно ли нападать на армію, въ рядахъ которой сражаются императоры, которую охраняютъ ангелы и демоны, и которой предводительствуетъ смерть. Наконецъ, разв вы не видите, что во всей этой толп нтъ ни одного рыцаря.
— Твоя правда, отвчалъ Донъ-Кихотъ, и это заставляетъ меня отказаться отъ моего намренія. Я не могу и не долженъ обнажать меча иначе, какъ противъ рыцаря. Санчо! Ты видишь, что расправиться съ ними твое дло; ты самъ долженъ отплатить имъ за оскорбленіе твоего осла. Я же останусь здсь, буду подавать теб совты и воодушевлять тебя во время битвы.
— Государь мой! сказалъ Санчо, я отказываюсь отъ всякаго мщенія, потому что истинный христіанинъ долженъ забывать сдланныя ему обиды; да и миролюбивый оселъ мой кажется однхъ мыслей со мною.