Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

На этомъ мѣстѣ разговоръ былъ прерванъ страшнымъ шумомъ, поднявшимся въ залахъ герцогскаго замка, и въ столовой появился вслѣдъ за тѣмъ весь взволнованный Санчо съ тряпкой на шеѣ. За нимъ вбѣжало нѣсколько мальчишекъ, или лучше сказать бездѣльниковъ, изъ кухни: одинъ изъ нихъ, хотѣлъ, во что бы то ни стало, подставить Санчо, подъ подбородокъ миску съ какими то помоями, между тѣмъ какъ другой, такой же бездѣльникъ, собирался умыть его.

— Что это значитъ? спросила герцогиня. Что вы хотите дѣлать? Какъ смѣете вы не обращать вниманія на губернатора?

— Они не позволяютъ вымыть себя, какъ это въ обычаѣ у насъ, и какъ изволили вымыться мой господинъ и его господинъ, отвѣтилъ цирюльникъ.

— Нѣтъ, я очень хочу вымыться только водою, а не помоями, воскликнулъ Санчо; и тоже хочу, чтобы полотенце было немного почище этой тряпки. Между мною и моимъ господиномъ не такая огромная разница, чтобы его умывали ангельской водой, а меня дьявольскими помоями. Обычаи, которыхъ держатся въ герцогскихъ замкахъ тѣмъ и хороши, что отъ нихъ никому не становится тошно, а здѣшній обычай умывать помоями, хуже наказанія, налагаемаго на кающихся грѣшниковъ. У меня борода, слава Богу, чиста, и не нуждается въ такихъ прохлажденіяхъ. И кто осмѣлится коснуться волоса на моей головѣ, то есть на моей бородѣ, тому я дамъ такую, говоря съ полнымъ уваженіемъ ко всѣмъ, затрещину, что кулакъ мой останется въ его черепѣ, потому что подобныя угодливости и умыванія, какими потчуютъ меня здѣсь, похожи скорѣе на разныя злыя продѣлки, чѣмъ на предупредительность въ гостямъ.

Герцогиня умирала со смѣху, слушая Санчо и глядя на него; Донъ-Кихотъ же, не съ особеннымъ удовольствіемъ взиравшій на своего оруженосца, покрытаго какой-то тряпкой и окруженнаго разными бездѣльниками, всталъ съ своего мѣста, низко поклонился герцогу и герцогинѣ, какъ-бы испрашивая у нихъ позволенія говорить, и обернувшись затѣмъ въ грубіянамъ сказалъ имъ строгимъ голосомъ: «оставьте, пожалуста, въ покоѣ моего слугу, и уйдите туда, откуда пришли, или куда вамъ будетъ угодно. Мой оруженосецъ также чистъ, какъ всякій другой, и эти помои не для его бороды. Прошу васъ послушать меня, потому что ни онъ, ни я не любимъ шутокъ».

Санчо схватился, какъ говорятъ, за слово своего господина и добавилъ отъ себя: «пусть попробуютъ они подойти во мнѣ, и если я подпущу ихъ, такъ теперь значитъ ночь, а не день. Принесите гребень, или что хотите. и поскребите мнѣ бороду, но если по прежнему станутъ лѣзть ко мнѣ съ какими-то тряпками, такъ пусть лучше погладятъ меня противъ шерсти».

— Санчо Пансо совершенно правъ, сказала герцогиня, и будетъ правъ, чтобы онъ не сказалъ. Онъ чистъ и не нуждается въ умываніи; а вы лѣнтяи и неучи поступили, не знаю, сказать ли? — слишкомъ дерзко, осмѣлившись поднести такой особѣ деревянную миску и какія-то тряпки, вмѣсто голландскаго полотенца и золотаго таза. Вы не могли грубіяны, невѣжи, скрыть зависти вашей къ оруженосцу странствующаго рыцаря.

Не только мальчуганы, но даже самъ метръ-д'отель приняли слова герцогини за чистую монету и опустивъ носы, со стыдомъ поспѣшили снять съ шеи Санчо тряпку и уйти изъ столовой. Избавившись заступничествомъ герцогини отъ страшной, по его мнѣнію, опасности. Санчо поспѣшилъ на колѣняхъ поблагодарить ее. «Великія милости», сказалъ онъ ей, «исходятъ отъ великихъ господъ, и за ту милость, которую ваша свѣтлость только что оказали мнѣ, а могу отплатить только желаніемъ видѣть себя поскорѣе посвященнымъ въ странствующіе рыцари, чтобы всѣ дни моей жизни посвятить служенію вашей сіятельной особѣ. Я простой крестьянинъ, Санчо Пансо, имѣю жену и дѣтей и служу оруженосцемъ. Если и могу чѣмъ-нибудь услужить вашему величію, то я поспѣшу исполнить ваши приказанія прежде, чѣмъ вы успѣете отдать ихъ.

— Сейчасъ видно, Санчо, отвѣтила герцогиня, что ты учился вѣжливости въ школѣ самой вѣжливости, — у господинат воего Донъ-Кихота, который долженъ считаться цвѣтомъ изящества и сливками любезности или, какъ ты говоришь, угодливости. Да хранитъ Богъ такого господина и такого слугу; одного — какъ путеводную звѣзду странствующаго рыцарства, другого, какъ свѣтило оруженосной вѣрности. Умойся же, любезный Санчо, и въ благодарность за твою любезность, я постараюсь, чтобы герцогъ, мужъ мой, далъ тебѣ, какъ можно скорѣе обѣщанный островъ.