Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

По окончаніи этого разговора Донъ-Кихотъ отправился отдохнуть; — Санчо же герцогиня сказала, что если онъ не слишкомъ хочетъ спать, такъ онъ доставитъ ей большое удовольствіе, отправившись поболтать съ нею и съ придворными женщинами ея въ одну прохладную залу замка. Санчо отвѣтилъ, что лѣтомъ онъ имѣетъ обыкновеніе всхрапнуть, послѣ обѣда, часа три, четыре, но чтобы только угодить чѣмъ-нибудь ея свѣтлости, онъ готовъ изъ кожи лѣзть и не спать сегодня ни одной минуты, исполняя все, что герцогинѣ угодно повелѣть ему. Герцогъ между тѣмъ сдѣлалъ новыя распоряженія касательно того, какъ должно было принимать у него въ замкѣ Донъ-Кихота, желая ни въ чемъ не отступать отъ того церемоніала, съ какимъ принимали въ замкахъ древнихъ странствующихъ рыцарей, по сказанію историковъ ихъ.

Глава XXXIII

Исторія передаетъ, что Санчо не спалъ въ этотъ день послѣ обѣда, и исполняя данное имъ слово, отправился съ герцогиней. Въ благодарность за удовольствіе, доставляемое ей разговорами Санчо, герцогиня заставила его сѣсть на табуретъ, не смотря на то, что онъ отказывался усѣсться въ ея присутствіи. Герцогиня приказала ему, однако, сѣсть, какъ губернатору и говорить какъ оруженосцу; въ качествѣ этихъ двухъ лицъ, соединенныхъ въ одномъ, онъ достоинъ былъ, по ея словамъ, занимать кресло самого Сидъ-Руи-Діазъ Кампеадора. Санчо повиновался, и не успѣлъ онъ сѣсть, какъ въ ту же минуту былъ окруженъ толпою придворныхъ женщинъ герцогини, желавшихъ не проронить ни одного слова его. Первою, однако, заговорила герцогиня. «Теперь мы одни; никто не слушаетъ насъ», сказала она, «поэтому мнѣ бы хотѣлось, чтобы господинъ губернаторъ разъяснилъ нѣкоторыя сомнѣнія, родившіяся у меня въ головѣ при чтеніи исторіи великаго Донъ-Кихота. Во первыхъ: такъ какъ добрый Санчо никогда не видѣлъ Дульцинеи Тобозской и не относилъ въ ней письма, остававшагося въ бумажникѣ господина Донъ-Кихота — какъ же осмѣлился онъ самъ сочинять отвѣтъ отъ нее и сказать, будто видѣлъ Дульцинею, провѣевавшую рожь; между тѣмъ какъ это была ложь и злая насмѣшка, предосудительная для несравненной Дульцинеи и чести вѣрнаго оруженосца?».

Въ отвѣтъ на это Санчо поднялся съ мѣста, и, приложивши палецъ въ губамъ, весь сгорбившись, обошелъ волчьимъ шагомъ комнату, заглядывая вездѣ подъ обои. Удостовѣрившись, что въ комнатѣ нѣтъ посторонняго лица. онъ вернулся на свое мѣсто и сказалъ герцогинѣ: «теперь, ваша свѣтлость, когда я увидѣлъ, что насъ никто не подслушиваетъ, и кромѣ этихъ дамъ никто не слышитъ, я спокойно отвѣчу вамъ на то, что вы спросили и что вамъ угодно будетъ спросить у меня. Прежде всего, я долженъ сказать вамъ, что я считаю господина своего совсѣмъ полуумнымъ, хотя онъ и говоритъ иногда такъ умно и разсудительно, что, по моему мнѣнію и по мнѣнію всѣхъ, это слышалъ его, самъ чортъ не могъ бы сказать ничего лучшаго. И все-таки я окончательно увѣрился, что онъ полуумный; и поэтому пробую иногда увѣрять его въ такой нелѣпицѣ, у которой нѣтъ ни головы, ни ногъ, какъ, напримѣръ, отвѣтъ на письмо Дульцинеѣ, или очарованіе госпожи Дульцинеи Тобозской, которое не записано еще въ его исторію. Недѣлю тому назадъ, ваша свѣтлость, я заставилъ его повѣрить, будто эта госпожа очарована, тогда какъ она на самомъ дѣлѣ такъ же очарована, какъ луна».

Терцогиня попросила Санчо разсказать ей объ этомъ очарованіи, и оруженосецъ, разсказавъ все дѣло, какъ было, порядкомъ позабавилъ своихъ слушательницъ этимъ разсказомъ. «Слова Санчо», замѣтила герцогиня, «породили во мнѣ одно маленькое сомнѣніе, и я слышу, какъ оно шепчетъ мнѣ на ухо: герцогиня! такъ какъ Донъ-Кихотъ полуумный, а Санчо Пансо, зная, что господинъ его полуумный, не только служитъ у него оруженосцемъ, но даже вѣритъ всѣмъ его обѣщаніямъ, то должно бытъ онъ еще большій полуумный, чѣмъ его господинъ. И ты, герцогиня, отвѣтишь передъ Богомъ за то, что дала этому Санчо во владѣніе островъ; потому что-тотъ, это не умѣетъ управлять самъ собой, не можетъ управлять другими».