— Наконецъ, славный рыцарь, сказалъ герцогъ Донъ-Кихоту, по уходѣ Трифалдина, мракъ зависти, злобы и невѣжества не можетъ ни скрыть, ни омрачить свѣта вашего мужества и вашихъ доблестей. Нѣтъ еще недѣли, какъ вы живете у меня въ замкѣ, и уже молва о вашихъ подвигахъ, распространившаяся по всѣмъ концамъ земли, заставляетъ несчастныхъ, гонимыхъ и оскорбленныхъ изъ странъ безвѣстныхъ и далекихъ отыскивать васъ въ этомъ замкѣ, въ надеждѣ найти въ васъ заступника и въ вашей грозной рукѣ исцѣленіе отъ всякихъ скорбей. И являются они сюда не въ каретахъ, не на дромадерахъ, а приходятъ изъ-за тридевять земель, безъ отдыха, пѣшкомъ.
— Хотѣлъ бы я, благородный герцогъ, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ, увидѣть здѣсь, въ эту минуту, того добраго духовника, который отзывался недавно такъ зло о странствующихъ рыцаряхъ; хотѣлось бы мнѣ, чтобы онъ убѣдился теперь собственными глазами, нужны ли для міра странствующіе рыцари? Онъ могъ бы теперь ощупать перстомъ своимъ правду: слишкомъ несчастные люди не идутъ искать утѣшеній и облегченій ни у монашескихъ рясъ или деревенскихъ причетниковъ, ни у дворянъ, никогда не выѣзжавшихъ изъ своего прихода, ни у лѣниваго горожанина, ищущаго случая — посплетничать, а не прославиться дѣлами, о которыхъ находятъ нужнымъ говорить печатно. Лекарство отъ скорби, помощь въ нуждѣ, защита молодыхъ дѣвушекъ, утѣшеніе вдовъ, все это обрѣтается въ странствующихъ рыцаряхъ, и только въ нихъ, ни въ комъ болѣе. И я безпредѣльно благодарю небо, что оно судило мнѣ быть однимъ изъ этихъ рыцарей, и все, что случается со иною, во время исполненія мною обязанностей этого высокаго званія, я считаю счастіемъ и благомъ. Пусть же приходитъ сюда эта дуэнья, пусть она проситъ меня о чемъ хочетъ; сила руки моей отыщетъ лекарство отъ ея несчастія, а непоколебимая рѣшимость моя подастъ его этой несчастной женщинѣ.
Глава XXXVII
Герцогъ и герцогиня приходили въ восторгъ, видя, какъ отлично имъ удается мистификировать Донъ-Кихота.
— Боюсь я только, замѣтилъ неожиданно Санчо, чтобы эта госпожа дуэньи не кинула какъ-нибудь палку подъ колесо моего губернаторства, потому что гдѣ вмѣшаются дуэньи, говорилъ мнѣ одинъ толедскій аптекарь, тамъ нельзя ожидать ничего путнаго. Пресвятая Богородице! какъ онъ ихъ не жаловалъ этотъ аптекарь. И я полагаю, что всѣ дуэньи должны быть нахальны и глупы, какого-бы онѣ ни были званія и нрава, хотя бы горюющія, скорбящія и тоскующія, какъ называютъ эту трехфалдную или треххвостную графиню, потому что у насъ все одно: что фалда, что хвостъ.
— Ради Бога, замолчи Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ; дуэнья эта пришла искать меня изъ далекихъ странъ, и она должно быть не изъ тѣхъ дамъ, надъ которыми острилъ языкъ твой аптекарь. Къ тому же она — графиня, а графини служатъ дуэньями только у королевъ и императрицъ; у себя же дома онѣ такія госпожи, какъ другія и имѣютъ своихъ дуэній.
— Дувньи, добавила дона-Родригезъ, служатъ здѣсь ея свѣтлости герцогинѣ и могли бы быть графинями, еслибъ это было угодно судьбѣ. Но такъ, гдѣ тронъ, тамъ и законъ, и, однако, пусть не отзываются дурно о дуэньяхъ, особенно о дѣвушкахъ и старухахъ, потому что, хотя я не дѣвушка и не старуха, я, однако, понимаю, какое преимущество имѣетъ дуэнья дѣвушка передъ дуэньей вдовой, и знаю, что значитъ эта поговорка: тотъ, кто обстригъ насъ, оставилъ ножницы у себя въ рукахъ.
— Вотъ именно, если вѣрить моему аптекарю, отвѣтилъ Санчо, такъ у дуэній есть столько всякой всячины, которую слѣдуетъ обстричь, что лучше ужь молчать.
— Оруженосцы были всегда нашими врагами, сказала дона-Родригезъ. Толкаясь по всѣмъ переднимъ и выметая тамъ всякій соръ, они видятъ насъ каждую минуту и потому, если они не молятся Богу, что случается съ ними безпрестанно, такъ у нихъ только и разговору что о насъ; они разбираютъ насъ по косточкамъ и заживо хоронятъ наше доброе имя. И все-таки мы, на зло этимъ странствующимъ чурбанамъ, будемъ жить на свѣтѣ въ домѣ благородныхъ и знатныхъ людей; хотя насъ и морятъ тамъ голодомъ и ваши нѣжныя тѣла покрываютъ юбкой, какъ навозныя кучи, во время процессій. Да еслибъ было у меня время, продолжала она, такъ, клянусь Богомъ, я бы заставила повѣрить не только этихъ господъ, но цѣлый свѣтъ, что нѣтъ такой добродѣтели, которой нельзя было бы найти въ дуэньѣ.
— Очень вѣрю, отвѣтила герцогиня; но только вамъ нужно выждать болѣе удобную минуту для опроверженія мнѣнія о дуэньяхъ этого злаго аптекаря и для того, чтобы вырвать изъ сердца Санчо питаемую къ нимъ злобу.
— Клянусь Богомъ, сказалъ Санчо, съ тѣхъ поръ, какъ дымъ губернаторства вошелъ мнѣ въ голову, онъ выѣлъ все, что было во мнѣ оруженоскаго, и я смѣюсь надъ всякими дуэньями, какъ надъ дикой фигой.
Разговоръ по поводу дуэній продолжался бы, вѣроятно, еще, еслибъ не раздались опять звуки флейты и стукъ барабановъ, возвѣстившіе приходъ дуэньи Долориды. Герцогиня спросила герцога: «не слѣдуетъ ли имъ выйти на встрѣчу Долоридѣ, какъ графинѣ и знатной дамѣ?»