Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Какая бы ни была ваша мочь, отвѣчалъ юноша, но только ее не хватитъ на то, чтобы заставить меня проспать въ тюрьмѣ.

— Какъ не хватитъ? перебилъ Санчо; взять его сію же минуту; пусть онъ разувѣрится собственными глазами въ томъ, отпустить ли его тюремщикъ, при всемъ желаніи повеликодушничать изъ интереса. Я заставлю его заплатить двѣ тысячи червонцевъ штрафу, если онъ позволитъ тебѣ сдѣлать хоть шагъ изъ тюрьмы.

— Шуточки, сказалъ юноша, весь свѣтъ не заставитъ меня проспать въ тюрьмѣ.

— Чортъ! воскликнулъ Санчо; ангелъ хранитель, что ли выпуститъ тебя оттуда; онъ — сниметъ съ тебя цѣли, въ которыя я велю заковать тебя?

— Господинъ губернаторъ, сказалъ развязно юноша; взглянемъ на это дѣло, какъ люди умные. Положимъ, что вы пошлете меня въ тюрьму, что меня закуютъ въ кандалы, бросятъ въ подземелье, и вы пообѣщаете строго наказать тюремщика, если онъ отпуститъ меня; положимъ, что онъ послушаетъ васъ, и все-таки, если я незахочу спать и всю ночь не сомкну глазъ, такъ въ вашей ли власти заставить меня спать противъ моей воли.

— Нѣтъ, клянусь Богомъ, нѣтъ, воскликнулъ кто-то изъ толпы: молодецъ съ честью выпутался изъ дѣла.

— Такъ что если ты не будешь спать, сказалъ Санчо, то сдѣлаешь это въ угоду себѣ, а не на перекоръ мнѣ.

— Нѣтъ, нѣтъ, у меня и въ мысляхъ этого не было, отвѣтилъ юноша.

— Въ такомъ случаѣ отправляйся себѣ съ Богомъ домой, продолжалъ губернаторъ, и пошли тебѣ Господь сладкій сонъ; я не хочу тебя лишать его. Но только совѣтую тебѣ никогда впередъ не шутить съ властями, неровенъ часъ, — наткнешься пожалуй на такую, передъ которой прикусишь языкъ.

Юноша ушелъ, и губернаторъ отправился дальше. Черезъ нѣсколько минутъ стрѣлки привели къ нему какого-то новаго господина, держа его за руки!

— Господинъ губернаторъ, сказали они; мужчина этотъ оказывается вовсе не мужчиной, а женщиной, и даже очень хорошенькой, но только одѣтой по мужски.

Переряженной женщинѣ въ ту же минуту поднесли подъ глаза два или три фонаря, освѣтившіе прелестное личико шестнадцати или семнадцатилѣтней дѣвушки. Испанская сѣточка изъ золотыхъ и зеленыхъ шелковыхъ нитей поддерживала ея волосы, и вся она была прелестна, какъ тысячи жемчужинъ востока. Ее осмотрѣли съ верху до низу, и увидѣли, что на ней были надѣты зеленые панталоны изъ золотой парчи и верхнее платье изъ бѣлой золотой ткани подъ разстегнутымъ жилетомъ изъ такой же зеленой парчи, какъ и панталоны. Красные шелковые чулки ея завязаны были бѣлыми тафтяными подвязками съ золотыми застежками, засыпанными мелкимъ жемчугомъ; бѣлые башмаки въ родѣ мужскихъ, богатый кинжалъ за поясомъ, вмѣсто шпаги, и блестящіе перстни довершали ея костюмъ. Дѣвушка эта понравилась всѣмъ, но кто она? этого никто не зналъ. Появленіе ея удивило въ особенности тѣхъ, которымъ извѣстны были всѣ приключенія, которыя намѣревались устроить губернатору на его островѣ. Но неожиданная встрѣча съ незнакомой красавицей произошла безъ ихъ вѣдома и участія, и они въ недоумѣніи ожидали, чѣмъ кончится это дѣло? Пораженный красотой молодой дѣвушки, губернаторъ спросилъ ее: «кто она, куда идетъ и съ какой стати она такъ одѣлась?»

Опустивъ глаза въ землю, краснѣя отъ стыда и волненія, молодая дѣвушка отвѣчала: «я не могу сказать передъ всѣми того, что мнѣ слѣдовало сохранить въ большой тайнѣ. Увѣряю васъ только, что я не воровка, не злодѣйка, не плутовка, а несчастная молодая дѣвушка, доведенная ревностью до того, что забыла уваженіе къ самой себѣ«.

— Господинъ губернаторъ, вмѣшался мажордомъ, велите толпѣ отойти; пусть эта дѣвушка откроетъ вамъ наединѣ свою тайну.

Губернаторъ приказалъ толпѣ отойти и при немъ остались только мажордомъ, метръ-д'отель и секретарь. Видя возлѣ себя такъ мало лицъ, молодая дѣвушка сказала: «Я дочь Педро Перезъ Мазорка; отецъ мой занимается здѣсь обработкой шерсти и часто приходитъ обѣдать къ моему отцу».

— Что за безсмыслица, перебилъ мажордомъ; я очень хорошо знаю Педро Переза, и знаю, что у него нѣтъ ни сыновей, ни дочерей; кромѣ того, вашъ отецъ, вы говорите, ходитъ обѣдать къ вашему отцу.

— Я тоже замѣтилъ, что тутъ что-то не ладно, сказалъ Санчо.

— Право, я такъ взволнована, что сама не знаю, что говорю, отвѣчала молодая дѣвушка. Я дочь вовсе не Педро Переза, а Діего Лона, котораго вы всѣ должны знать.

— Вотъ это сказано по крайней мѣрѣ съ смысломъ, замѣтилъ мажордомъ: я знаю Діего Лону; знаю, что онъ богатый и благородный гидальго и что у него есть сынъ и дочь, которой никто не видѣлъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ овдовѣлъ, онъ держитъ ее въ заперти и не позволяетъ, какъ говорятъ, взглянуть на нее даже солнцу, тѣмъ не менѣе о ней ходятъ слухи, что она чудо какая красавица!

— Это совершенная правда и эта дочь я сама; красавица я или нѣтъ? объ этомъ вы можете судить теперь сами, сказала молодая дѣвушка, заливаясь слезами.

— Должно быть, въ самомъ дѣлѣ, съ всю случилось что-нибудь особенное, шепнулъ секретарь метръ-д'отелю, если такая благородная дѣвушка въ такое время и въ такомъ платьѣ убѣжала изъ дому.

— Вѣроятно, отвѣтилъ метръ-д'отель; слезы ея еще больше убѣждаютъ въ этомъ.