Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

Письма эти были найдены достойными похвалъ, смѣха, удивленія и одобренія. Къ довершенію удовольствія въ эту минуту прибылъ курьеръ отъ Санчо съ письмомъ къ Донъ-Кихоту. Письмо это прочли также вслухъ, и оно заставило нѣсколько усумниться въ глупости губернатора. Герцогиня между тѣмъ вышла изъ-залы и разспросила пажа о томъ, что случилось съ нимъ въ деревнѣ Санчо. Пажъ разсказалъ ей свое путешествіе до малѣйшей подробности, не упустивъ рѣшительно ничего. Онъ отдалъ герцогинѣ жолуди и кромѣ того сыръ, посланный Терезой въ подарокъ герцогинѣ, такъ какъ ей казалось, что по своей нѣжности, онъ превзойдетъ всѣ сыры на свѣтѣ. Герцогиня приняла сыръ съ большимъ удовольствіемъ, и съ этимъ удовольствіемъ мы оставимъ ее, чтобы разсказать, какъ кончилось губернаторство великаго Санчо Пансо, красы и цвѣта губернаторовъ острововъ.

Глава LIII

Думать, что въ этой жизни все будетъ оставаться въ одномъ и томъ же положеніи, значило бы вѣрить въ невозможное. Все совершаетъ здѣсь круговое движеніе, за весной слѣдуетъ лѣто, за лѣтомъ — осень, за осенью — зима, за зимой — весна, и время постоянно вращается на этомъ вѣчно движущемся колесѣ. Только жизнь человѣческая, болѣе легкая чѣмъ время, съ каждымъ шагомъ близится къ своему концу съ надеждой возстановиться въ загробномъ мірѣ, гдѣ не поставлено предѣла ничему. Такъ говоритъ магометанскій философъ Сидъ Гамедъ; — ибо скоротечность и превратность этой жизни и вѣчности жизни будущей постигли многіе люди, не просвѣтленные свѣтомъ истинной вѣры. О скоротечности этой жизни историкъ вспомянулъ по поводу скоротечности губернаторства Санчо, которое такъ быстро рушилось и обратилось въ дымъ.

На седьмую ночь своего губернаторства, Санчо лежалъ въ постели, пресыщенный не виномъ и хлѣбомъ, но поданными имъ совѣтами, постановленными и обнародованными законами и сдѣланными имъ приговорами; и въ ту минуту, намъ сонъ, преодолѣвая голодъ, начиналъ смыкать вѣжды губернатора, онъ услышалъ такой страшный шумъ, какъ будто обрушивался весь островъ. Приподнявшись на постели, Санчо стадъ внимательно прислушиваться, чтобы разъузнать, что это за тревога? Но разузнать онъ ничего не могъ и только слышалъ шумъ голосовъ и колокльный звонъ, покрываемый звуками безчисленныхъ барабановъ и трубъ. Въ испугѣ, вскочилъ онъ съ постели, надѣлъ пантуфли, такъ какъ полъ былъ сырой, и не успѣвъ накинуть даже халата, подбѣжалъ къ дверямъ своей спальни. Въ эту минуту онъ увидѣлъ въ галлереяхъ толпу, больше чѣмъ въ двадцать человѣкъ съ обнаженными мечами и зажженными факелами. «Къ оружію, къ оружію, господинъ губернаторъ!» кричали она во все гордо, «враги въ безчисленномъ множествѣ ворвались на островъ, и мы погибли, если ваше искуство и мужество не помогутъ намъ.» Съ этими криками они приблизились къ полумертвому отъ страха Санчо.

«Ваша милость», сказалъ одинъ изъ нихъ губернатору, «беритесь скорѣе за оружіе, если вы не хотите погубить себя и свой островъ.»

— А что я стану дѣлать съ оружіемъ? сказалъ Санчо; развѣ я что-нибудь смыслю въ немъ. Всего лучше предоставить это дѣло господину моему Донъ-Кихоту, онъ разсѣетъ враговъ и освободитъ насъ двумя взмахами руки. А я грѣшникъ, ничего въ этомъ дѣлѣ не понимаю.

— Полноте, господинъ губернаторъ, воскликнулъ другой голосъ, что за малодушіе. Берите скорѣе оружіе, — вотъ вамъ наступательное и оборонительное; спѣшите на мѣсто битвы и предводительствуйте нами, какъ губернаторъ этого острова.

— Такъ вооружайте же меня, воскликнулъ Санчо, и помогай намъ Богъ.

Въ ту же минуту губернатору, — онъ какъ былъ въ одной рубахѣ такъ и остался — привязали два большихъ щита: одинъ спереди, — другой сзади, продѣли сквозь отверстія въ нихъ его руки и потомъ крѣпко привязали щиты эти веревками; втиснутый между двухъ досокъ Санчо не могъ ни согнуться, ни разогнуться, а долженъ былъ держаться прямо, какъ веретено. Въ руки ему всунули копье, на которое онъ оперся, чтобы держаться на ногахъ. Скрутивши такимъ образомъ, его попросили вести и одушевлять толпу, увѣряя губернатора, что пока онъ будетъ звѣздой, компасомъ и свѣтомъ своихъ островитянъ, до тѣхъ поръ дѣла будутъ идти хорошо.

— Чортъ, какъ же я несчастный пойду, втиснутый въ эти доски, пришитыя къ моему тѣлу, воскликнулъ Санчо, когда я не могу даже согнуть колѣнъ. Понесите меня на рукахъ, продолжалъ онъ, и помѣстите, лежа или стоя, у какого-нибудь прохода, и я стану защищать его копьемъ или тѣлонъ своимъ.

— Не щиты, а страхъ мѣшаетъ вамъ двигаться, господинъ губернаторъ, отозвался кто-то изъ толпы. Ступайте-ка и покончите скорѣе съ непріятелемъ, потому что ужъ поздно; силы его увеличиваются, крики усиливаются, опасность ростетъ.