Въ такого рода разговорахъ продолжали путь свой странствующій рыцарь и его оруженосецъ. Проѣхавъ около мили, они увидѣли человѣкъ двѣнадцать крестьянъ, обѣдавшихъ на зеленомъ лугу, разославъ плащи свои вмѣсто скатерти. Возлѣ нихъ лежало что-то, покрытое холстомъ. Донъ-Кихотъ, подъѣхавши къ крестьянамъ, вѣжливо раскланялся съ ними и спросилъ, что это у нихъ закрыто холстомъ?
— Изваянныя святыя иконы, для нашей деревенской молельни, отвѣчали крестьяне; чтобы онѣ не запылились, мы закрыли ихъ холстомъ, а чтобы не сломались, несемъ ихъ на своихъ плечахъ.
— Вы мнѣ сдѣлаете большое удовольствіе, если позволите взглянуть на нихъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, иконы, несомыя такъ бережно, должны быть хороши.
— Еще бы не хороши за такую цѣну, отозвался одинъ изъ крестьянъ; здѣсь нѣтъ ни одной дешевле пятидесяти червонцевъ. И чтобы ваша милость убѣдились, что я не вру, такъ погодите минутку, я вамъ сейчасъ покажу ихъ. Вставши затѣмъ съ своего мѣста, онъ подошелъ къ иконамъ и открылъ образъ святаго Георгія Побѣдоносца: верхомъ на конѣ, изображенный съ тѣмъ горделивымъ видомъ, съ какимъ, обыкновенно, рисуютъ этого святаго, онъ вонзалъ копье свое въ глотку распростертаго у ногъ его змія. — Вся икона походила, какъ говорятъ, на золотую охоту.
Увидѣвъ ее, Донъ-Кихотъ сказалъ: это былъ славнѣйшій странствующій рыцарь небесной рати, святой Георгій Побѣдоносецъ, прославленный защитникъ молодыхъ дѣвъ!».
На другомъ образѣ былъ изображенъ святой Мартинъ, тоже верхомъ, раздѣляя съ бѣднымъ свой плащъ.
— Это былъ тоже одинъ изъ христіанскихъ рыцарей, сказалъ Донъ-Кихотъ, — болѣе щедрый, чемъ мужественный. Видишь, Санчо, онъ отдаетъ бѣдному половину своего плаща; и вѣроятно это было зимой, иначе онъ отдалъ бы цѣлый плащъ, такой милосердый былъ этотъ рыцарь.
— Это не потому, отвѣтилъ Санчо;
Донъ-Кихотъ улыбнулся и попросилъ, чтобъ ему показали слѣдующую икону, на которой изображенъ былъ патронъ Испаніи. Верхомъ на конѣ, съ окровавленнымъ мечомъ въ рукахъ, онъ сносилъ головы поражаемыхъ имъ мавровъ. — «Это славный рыцарь Христова воинства, святой Іаковъ Матаморскій, одинъ изъ храбрѣйшихъ рыцарей бывшихъ на землѣ и почивающихъ на небѣ«, воскликнулъ Донъ-Кихотъ.
«Всѣ эти святые рыцари», продолжалъ онъ, «завоевали небо, силою ихъ рукъ, потому что небо позволяетъ завоевывать себя, но я, право, не знаю, что я завоевалъ своими трудами и лишеніями. Тѣмъ не менѣе
— Да услышитъ тебя Богъ и не услышитъ грѣхъ — тихо пробормоталъ Санчо.
Рѣчи Донъ-Кихота удивили крестьянъ, несшихъ иконы, столько-же, какъ и вся фигура, хотя они не поняли и половины того, что онъ говорилъ. Пообѣдавши, они взвалили на плечи иконы и, простившись съ Донъ-Кихотомъ, отправились въ дорогу.
Санчо же — точно онъ не зналъ Донъ-Кихота — удивленъ былъ высказанными имъ познаніями, и думалъ, что не было въ мірѣ такой исторіи, которой не зналъ и не помнилъ бы его господинъ.
— Господинъ мой, сказалъ онъ ему, если то, что случилось сегодня съ нами можетъ быть названо приключеніемъ, такъ нужно сознаться, что это одно изъ самыхъ пріятныхъ и сладкихъ приключеній, случавшихся съ нами во все время нашихъ странствованій: кончилось оно безъ тревогъ и палочныхъ ударовъ; и намъ не пришлось даже дотронуться до меча, не пришлось ни бить земли нашимъ тѣломъ, ни голодать; да будетъ же благословенъ Богъ, сподобившій насъ увидѣть такое славное приключеніе.
— Ты правъ, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ; но не всегда случается одно и тоже, одинъ случай не походитъ на другой. Всѣ эти случайности, обыкновенно называемыя въ народѣ предзнаменованіями, не подчиняются никакимъ законамъ природы, и человѣкъ благоразумный видитъ въ нихъ не болѣе, какъ счастливыя встрѣчи; между тѣмъ суевѣръ, выйдя рано утромъ изъ дому и встрѣтивши францисканскаго монаха, спѣшитъ въ ту же минуту вернуться назадъ, словно онъ встрѣтилъ графа. Другой разсыпетъ на столѣ соль и становится задумчивъ и мраченъ, точно природа обязалась увѣдомлять человѣка объ ожидающихъ его несчастіяхъ. Истинный христіанинъ не долженъ судить по этимъ пустякамъ о намѣреніяхъ неба. Сципіонъ приплываетъ въ Африку, спотыкается на берегу, солдаты его видятъ въ этомъ дурное предзнаменованіе, но онъ, обнявъ землю, восклицаетъ: «ты не уйдешь отъ меня теперь, Африка, я держу тебя въ моихъ рукахъ». Поэтому, Санчо, встрѣча святыхъ иконъ была для васъ, скажу я, счастливымъ происшествіемъ.
— Еще бы не счастливымъ, отвѣтилъ Санчо; но я бы попросилъ вашу милость сказать мнѣ, почему испанцы, вступая въ сраженіе, восклицаютъ: