Продолжая разговоръ въ этомъ родѣ, наши искатели приключеній углубились въ лѣсъ, пролегавшій вблизи дороги, и Донъ-Кихотъ неожиданно очутился въ зеленыхъ, шелковыхъ сѣткахъ, протянутыхъ отъ одного дерева въ другому. Не понимая, что бы это могло быть, онъ сказалъ Санчо: «мнѣ кажется, что эти сѣтки — это одно изъ самыхъ странныхъ приключеній, какія случались съ нами. Пусть меня повѣсятъ, если преслѣдующіе меня со всѣхъ сторонъ волшебники не рѣшились задержать меня на пути, въ наказаніе за то, что я такъ сурово обошелся съ Альтизидорой. Но я скажу имъ, что еслибъ эти сѣтки были не изъ зеленаго шелку, а тверды, какъ алмазъ или крѣпче тѣхъ затворовъ, въ которые ревнивый Вулканъ замкнулъ Венеру и Марса, я и тогда разорвалъ бы ихъ, какъ бумажную нитку». И онъ собрался было уже ѣхать дальше и разорвать всѣ эти сѣтки, когда неожиданно увидѣлъ, выходившихъ изъ подъ кущи деревъ, двухъ прекрасныхъ пастушекъ, или двухъ красавицъ, одѣтыхъ, какъ пастушки, только вмѣсто кожаныхъ корсетовъ ни нихъ надѣты были тонкіе, парчевые, — а юбки были сшиты изъ золототканной матеріи. Разсыпавшіеся локонами по плечамъ волосы ихъ были такъ свѣтлы, что могли спорить съ самимъ солнцемъ. Головы ихъ были покрыты гирляндами, сплетенными изъ зеленаго лавру и краснаго мирту. На видъ имъ было лѣтъ 16, 17. Появленіе ихъ удивило Санчо, ошеломило Донъ-Кихота, остановило движеніе солнца и удерживало всѣхъ въ какомъ-то чудномъ молчаніи, прерванномъ одной изъ пастушекъ. — «Не разрывайте, пожалуйста, этихъ сѣтокъ», сказала она Донъ-Кихоту, «мы ихъ устроили для нашей забавы, а не для того, чтобы задержать васъ. Угадывая вашъ вопросъ, зачѣмъ мы протянули ихъ и кто мы такія, я отвѣчу вамъ въ немногихъ словахъ. Въ одной деревнѣ, въ двухъ миляхъ отсюда, живутъ нѣсколько гидальго и другихъ благородныхъ лицъ, и вотъ мужья, отцы, братья ихъ условились съ своими женами, дочерьми, сестрами, друзьями и родственниками заходить сюда для развлеченія, потому что это одно изъ самыхъ пріятныхъ мѣстъ въ окрестностяхъ. Мы устроиваемъ здѣсь новую пасторальную Аркадію; женщины приходятъ сюда одѣтыми, какъ пастушки, мужчины, вамъ пастухи. Мы выучили на память двѣ эклоги; одну: знаменитаго Гарсиласко де ла Веги, другую по португальски великаго Камоэнса, но не представляли ихъ еще, потому что мы только вчера пріѣхали сюда. Въ зелени, на берегу ручья, орошающаго эти мѣста, мы разбили нѣсколько палатокъ. Прошлой ночью мы протянули по деревьямъ сѣтки, чтобы ловить птицъ, которыя придутъ укрыться здѣсь отъ поднятаго нами шума. Если вамъ угодно быть нашимъ гостемъ, вы доставите намъ большое удовольствіе и сами весело проведете время, потому что мы не позволяемъ нигдѣ пріютиться здѣсь скукѣ и грусти.
Пастушка смолкла и Донъ-Кихотъ отвѣтилъ ей: «прекрасная и благородная дама! Встрѣтивъ купающуюся Діану, Актеонъ вѣроятно удивленъ былъ не болѣе, чѣмъ я теперь, встрѣчая вашу красоту. Я не могу не отозваться съ похвалой объ устроенномъ вами развлеченіи и очень благодаренъ вамъ за ваше приглашеніе. Если я могу быть, съ своей стороны, чѣмъ-нибудь полезнымъ, вамъ остается только сказать и будьте увѣрены, васъ послушаютъ. Мое званіе обязываетъ меня быть благодарнымъ и благосклоннымъ во всѣмъ, въ особенности къ такимъ дамамъ, какъ вы. Если-бы эти сѣтки, занимающія такое маленькое пространство, покрывали бы весь земной шаръ, я направился бы отъискивать новые міры, чтобы только не испортить работы вашихъ рукъ; и чтобы вы могли сколько-нибудь повѣрить этой гиперболѣ, узнайте, что вамъ говоритъ это Донъ-Кихотъ Ламанчскій, если только когда-нибудь вы слышали это имя».
— Безцѣнный другъ души моей! воскликнула другая пастушка, какое счастіе, душа моя! съ нами говоритъ самый мужественный, самый влюбленный, самый вѣжливый рыцарь, какой когда либо существовалъ на свѣтѣ, если только напечатанная исторія дѣлъ его не лжетъ. Рядомъ съ нимъ — готова биться объ закладъ, — стоитъ оруженосецъ его, Санчо-Пансо, самый милый и остроумный человѣкъ на свѣтѣ.
— Правда ваша, сказалъ Санчо, я этотъ самый остроумный оруженосецъ, а это мой господинъ, тотъ самый Донъ-Кихотъ Ламанчскій, о которомъ говорятъ и печатаютъ.
— Душа моя, обратилась пастушка въ своей подругѣ, попросимъ ихъ остаться, и обрадуемъ этимъ нашихъ знакомыхъ и родныхъ. Я слышала про мужество и подвиги этого рыцаря. Говорятъ, онъ въ особенности прославился вѣрностью дамѣ своей Дульцинеѣ Тобозской, увѣнчанной всей Испаніей пальмой красоты.
— И она вполнѣ заслуживаетъ этого, подхватилъ Донъ-Кихотъ, если только не встрѣтитъ соперника въ вашей несравненной красотѣ. Но только вы напрасно стали бы терять время, удерживая меня здѣсь; обязанность моего званія не позволяетъ мнѣ отдыхать нигдѣ.