Я чуть не разрыдался от сознания своего бессилия и обреченности. Дело, конечно, не в духах Великого Курна. Видимо, эта крохотная долина окольцована какой-то неизвестной мне отталкивающей волной. Да, именно так. Эта самая волна отбросила меня в тот раз, когда я вышел к этому плато из узкого ущелья. Зимагор использует какое-то научное открытие для охраны своих владений. Но какое? Ни о чем подобном мне пока слышать не приходилось.
— Пойдем быстрее, Севгун, — торопил Лаулас. — Видишь, начался ветер, и скоро туман будет рассеян. Не будет тумана — не будет под небом наших людей. Так всегда велит Великий Курн.
Едва мы вышли из кустов стланика, как в пещере глухо зарокотал бубен. Люди торопливо скрывались в зеве пещеры и расходились по своим каменным жилищам. Снаружи могли оставаться лишь Зимагор и Умрун. Они войдут последними. И до тех пор, пока еще раз не пророкочет бубен, никто не смеет выходить из своего жилища, никто не должен видеть, как закроется каменный зев, соединяющий пещеру с внешним миром.
Ослушников, очевидно, не было, и вскоре бубен оповестил об окончании праздника совместной еды. Я вышел из нашей кельи. В том месте, где был выход из подземелья, темнела сплошная скала. И только сверху, от самых сводов пещеры, пробивался слабый дневной свет из-под открытых каменных фонарей.
— Устал я сегодня, как собака!
— Что ты сказал, Севгун? Собака? — Кыйдик с удивлением смотрела на меня, забыв о кипящей на очаге рыбной похлебке.
— Чему ты удивилась? У нас так принято говорить, когда человек изнурен какой-либо работой или длинной дорогой. Собаки ведь тоже здорово устают, если, скажем, тащат нарты или гонятся за зверем.
— А ты видел собак, Севгун? Сам видел? Дедушка говорит, что они похожи на нерпочек, только вместо ласт у них лапы, как у медведя или соболя.
— Ну уж если сравнивать, то скорее соболь похож на собаку.
— Я никогда не видела собачку, — пожаловалась Кыйдик. — Дедушка говорил, что у нас раньше было их много. Они помогали людям добывать пищу и возили их на деревянных нартах, если нужно было далеко ехать.
— У ваших сородичей и сейчас много собак. Только в нарты их запрягают редко. Просто в этом нужды нет.
— А если далеко идти надо?
— Для этого есть всякие машины, поезда, самолеты.
Кыйдик смотрела на меня с недоумением.
— Помнишь, ты говорила мне про небесного Кинра?
— Не надо об этом, Севгун! Великий Зимагор может услышать, как мы разговариваем, и рассердится. Он ненавидит небесного Кинра.
— Да какой же это Кинр? — воскликнул я с досадой. — Это обыкновенный вертолет! Ну как тебе объяснить? В общем, это нарты такие. Они по небу ходят. В них сидит человек и правит ими, как каюр.
Девушка рассмеялась и лукаво погрозила пальцем.
— Ой, как ты шутишь, Севгун. Нарты ходят по небу! Почему же мы с тобой не можем ходить по небу?
Как объяснить ей, что все это правда, что люди уже давно покорили небо? Я начал ей рассказывать о том, как люди научились летать, как построили сначала воздушный шар, потом дирижабль, самолеты, вертолеты, запустили искусственные спутники Земли. Я даже и не подозревал, что в моей голове столько сведений об авиации, что на их изложение потребуется довольно много времени.
Кыйдик слушала меня с удивлением и восхищением, боясь, вероятно, прервать мой рассказ каким-либо вопросом, и только иногда покачивала головой, выражая свое изумление.
Пришел Лаулас. Он был хмурый и насупленный. Молча сел на свое каменное ложе, достал пустую трубку и посасывал ее, будто она была наполнена табаком.
Над землей, вероятно, уже наступил вечер, так как в нашем жилище потянуло стылой сыростью, что особенно ощутимо под каменными сводами. Нагретые за день солнечным теплом скалы остывали, на серых стенах появилась испарина.
— Дедушка, — сказала Кыйдик. — Как жалко, что ты долго не приходил. Севгун рассказывал интересную сказку. Он говорит, что есть такие нарты, которые сами ходят и по воде, и по земле, и даже по небу. Очень хорошая сказка. Еще он говорил, что есть где-то такие большие-большие стойбища, в которых столько людей, как рыбы в воде во время нереста.
Старик печально покачал головой и тяжко вздохнул:
— Это не сказка, Кыйдик. Севгун тебе говорил о том, что он сам видел. Я тоже видел такие нарты, которые сами ходят. В каждых нартах — очаг. В него кладут дрова, и когда они хорошо разгорятся, огонь хочет выскочить из нарт и тянет их очень быстро. Это давно было. Мне тогда, однако, было столько же лет, сколько сейчас тебе. Все это правда, Кыйдик, все правда. Однако мы много болтаем. Тебе надо идти к Умруну. Он ждет тебя. Наверное, будете готовить вылкохт[4]. Несколько человек опять заболели цингой. Иди, внучка, иди. Ты знаешь, Умрун не любит, когда ему приходится долго ждать.
— Старая лиса! — с досадой сплюнул Лаулас, как только Кыйдик скрылась за пологом. — Думаете, я не знаю, что ему нужно! Я давно знаю, что ему нужно. Ему нужен тот желтый песок, который Великий Курн забирает себе. Если сказать об этом Великому Курну — он его убьет. Но я никогда не скажу об этом. Лаулас никогда не будет подлым предателем, как Умрун.