Дополнительное расследование (т.2)

Слушая разглагольствования Зимагора, я тоскливо поглядывал на бескрайнюю морскую равнину. И представлял, как все это выглядит в зимнее время. Мертвое, скованное льдом пространство. Нигде не видно ни живой точки, ни дымка. Мощный панцирь льда, весьма каверзного и непроходимого. Глухомань, безлюдье. Несколько метеорологов живут лишь на самой северной точке побережья. К ним, бывает, вертолет ходит, да и то нечасто. Потому бродит сейчас по скалам Зимагор, самодовольно поглядывает на морскую гладь, на голубые горные вершины, на бескрайнюю тайгу. Здесь его подпольное царство, его владения, здесь его сокровища и надежда на будущее...

Зимагор не находил нужным скрывать от меня свои планы. В своем роскошном жилище, после того как были сброшены меховые одежды и Умрун удалился за ужином, Зимагор позвал меня к огромному сейфу. На внутренней, покрытой желтой краской поверхности дверцы четко была выведена исполненная с завитушками надпись: «Санкт-Петербург». «Тоже реликвия, — подумал я, — осколок прошлого века». В сейфе лежали квадратные, с оплывшими краями слитки металла.

— Вот моя сила! — сказал он. — И это только малая часть. Нам есть с чем развернуться. Не правда ли, господин полковник?

— Майор, — скромно поправил Минор.

— Не скажите, — возразил Зимагор. — За то время, пока мы сидим тут без связи, вам наверняка присвоили полковника.

— Да, да. Уже много лет нет связи, — тоскливо прошепелявил Минор.

Упоминание о связи, вероятно, расстроило и самого Зимагора. Он захлопнул сейф, сунул ключ в карман своего огромного костюма и грузно опустился в кресло.

— Видишь ли, юноша, — зыркнул он в меня пронзительным взглядом. — Ты оказался совсем не тем человеком, которого мы ждали. Просто совпадение по времени. Это тебя и спасло. Думаю, что ты будешь признателен и верно послужишь нам.

— Что вы еще от меня хотите? — угрюмо проронил я.

— Пока немного, — пояснил Зимагор. — Проведешь нас до границы.

— Границы уже давно не существует! — злорадно сообщил я. — Еще с сорок пятого...

— Это мы и без тебя знаем! — рыкнул гигант. — Можешь не рассказывать. Нас это сейчас не интересует. А что будет интересовать — расскажешь потом.

— Ничего я вам не расскажу!

— И не надо! Ты просто обозначишь на нашей карте населенные пункты, которые возникли после того, как была издана эта карта. И не только покажешь — поможешь нам обойти их.

— А вы наивны, — усмехнулся я. — Разве такая толпа людей может пройти никем не замеченной?

— Четыре человека — не толпа, — возразил Зимагор.

— Как четыре? А эти ваши... соплеменники? — кое-как подобрал я нужное слово.

— A-а... эти! Они мне не нужны больше. Отработанный материал. Им суждено отправиться к предкам. Такова необходимость. Пусть тебя не беспокоит судьба дикарей. Подумай лучше о себе. Кстати, в промывочную можешь больше не ходить. Отдыхай, набирайся сил. Я скажу Умруну, чтобы он дал в пещеру Лауласа лучшую пищу. И разумеется, ни звука о том, что ты здесь слышал.

Голова шла кругом от одного воспоминания об этом разговоре. Десятки различных вариантов того, как спасти безвинных людей, прикидывал я в ту памятную ночь и все отбрасывал, как негодные. Первой мыслью было рассказать все Лауласу, пойти в другие пещеры — объяснить людям их безвыходное положение. Но что могут сделать они, безоружные, загнанные в подземелье? Разве что ускорить трагическую развязку. Потому и не до сна было мне в ту ночь, самую, пожалуй, кошмарную из всех, что довелось мне провести в логове рыжего Курна.

17

Молчать дальше было бессмысленно, и потому я решил рассказать утром Лауласу о той опасности, которая нависла над ним и его соплеменниками. Кыйдик ушла к Умруну за продуктами, и мы остались в пещере одни. Снаружи было уже по-осеннему свежо. Камень остывал за ночь, и поэтому полог у входа в наше жилище плотно прикрыт. Короткие языки газовой горелки, разбрасывая по стенам голубоватые блики, нагревали воздух, и потому в нашей тесной келье было тепло и душно.

Пока я торопливо рассказывал старику о том, что мне удалось узнать из разговора с Зимагором, он сидел молча, уставившись неподвижным взглядом на ровные языки огня, и даже прикрыл глаза и, казалось, не слушал, а так себе, подремывал или думал о чем-то своем, совсем далеком от того, что я говорил ему.

Потом он неторопливо поднялся, подошел к небольшой нише в стене, где хранились его нехитрые инструменты для вязания сетей, старая деревянная посуда и скребки для обработки шкур, извлек оттуда трубку, прочистил мундштук, такой же древний, как и трубка, палочкой и, ткнув трубку в угол рта, посипел точно так, будто трубка была наполнена табаком. Под глазами его в тугие узелки сошлись мелкие морщинки, землистые, с обкусанными ногтями руки нервно подрагивали. И он все молчал, словно собирался с мыслями или старался перебороть в себе вспыхнувшее волнение, вызванное моим рассказом. Какие чувства владели сейчас этим старым человеком — гнев, возмущение, обида? А может быть, его обуял страх перед всесильным Курном, повелителем и богом горстки темных обманутых людей, чьими жизнями он мог распоряжаться, как своей собственностью?