Дорога

Было все со мной не попросту,
Все не так, как у людей.
Я не жаловала попусту
Шалой юности затей.

В ночь морозную, крещенскую

Не гадала у свечи.
Со знахаркой деревенскою
Не шепталась на печи.

Не роняла слезы девичьи

На холодную постель,
Поджидая королевича
Из-за тридевять земель.

Ни веселой, ни монашенкой

Я в народе не слыла.
Над моей высокой башенкой
Месяц поднял два крыла.

По ночам пугали филины,

Да и те не ко двору.
Я шелками птицу Сирина
Вышивала по ковру.

Домик с песнями, с причудами

Лунный ветер навещал.
Сны серебряными грудами
К изголовью навевал.

Горностаевою шкуркою

Укрывал от холодов,
Называл меня снегуркою
С олонецких берегов.

И за то, что недотрогою

Прожила до этих пор,
Ныне страшною дорогою
Жизнь выводит на простор.

Шатким мостиком над пропастью,

По разорам пустырей…
Все теперь со мною попросту,
Все теперь как у людей!

«Быть старомодной не боюсь…»

Глядя на луч пурпурного заката…

Быть старомодной не боюсь,
И полный грусти тривиальной
Романс я помню наизусть.
Как доносил мне эту грусть
Твой голос страстный и печальный!

И память сердца ль виновата

Иль память слуха, не пойму,
Но я покорствую ему.
И над Невой, как встарь когда-то,
Твой «луч пурпурного заката»
Горит скитанью моему!

В Гранатном переулке

I. «В небе веточка, нависая…»

                    I

В небе веточка, нависая,

Разрезает луны овал.
Эту лиственницу Хокусайя
Синей тушью нарисовал.

Здравствуй, деревце-собеседник,

Сторож девичьего окна,
Вдохновений моих наследник,
Нерассказанная весна!

В эту встречу трудно поверить,

Глажу снова шершавый ствол.
Рыбой, выброшенной на берег,
Юность бьется о мой подол…

II. «Тот же месяц, изогнутый тонко…»

                      II

Тот же месяц, изогнутый тонко,

Над московскою крышей блестит.
Та же лиственница-японка
У балконных дверей шелестит.

Но давно уж моим не зовется

Этот сад и покинутый дом.
Что же сердце так бешено бьется,
Словно ищет спасенья в былом?

Если б даже весна воскресила

Топором изувеченный сад,
Если б дней центробежная сила
Повернула движенье назад, —

В этом царстве пустых антресолей

Я следа все равно б не нашла
От девичьих моих своеволий,
Постояла — и прочь пошла!

III. «Когда-то, в юные года…»

                   III

Сестре

Когда-то, в юные года,
Далекою весною,
Похоронили мы дрозда
В саду, под бузиною.

И кукол усадив рядком

За столик камышовый,
Поминки справили потом
И ели клей вишневый.

А через много, много лет

Пришли с сестрой туда же
Взглянуть на сад, а сада нет
Следа не видно даже.

Многоэтажная гора

Окон на небоскребе.
— Пойдем, — сказала мне сестра, —
Мы здесь чужие, обе.

А я стою и глупых слез

Ни от кого не прячу.
Хороший был, веселый дрозд, —
Вот почему я плачу.

«Затравила оленя охота…»