Дорога, которой нет

Вообще Ирине некогда было скучать. Дети росли, Женя с удовольствием лопал овощной прикорм и фруктовые пюрешки (теперь по новым веяниям овощной прикорм рекомендовалось вводить раньше каш для профилактики авитаминоза), у него появился первый сахарный зубик, Володя стал говорить вполне чисто и осмысленно, только с французским прононсом, а Егор взрослел и теперь носил воду с колонки наравне с Тимуром. Только Тимур брал эмалированные ведра, а Егор пластмассовые, поменьше.

День пролетал в заботах, маленьких тревогах и маленьких радостях, но всякий раз, как Ирина смотрела на соседкин участок, где запустение, раз начавшись, брало все новые и новые высоты, ей становилось тяжело и грустно.

Особенно тоскливо делалось оттого, что у Натальи Борисовны не нашлось родных. Первые дни после того, как открыли дело, Ирина ждала, что приедет какая-нибудь двоюродная сестра или племянница, застолбит дом, обживет, чтобы потом без помех вступить в наследство, но время шло, а никто не появлялся. И Сева сказал, что в семейной телефонной книге записано множество людей, но все они друзья или деловые знакомые, а кровной родни нет никого, что у Натальи Борисовны, что у ее мужа. Всех родственников они потеряли в войну. Получалось, что их некому по-настоящему оплакать, и память о них тоже надолго не сохранится. Не мимолетные всплески «ах, была у меня когда-то прекрасная редакторша», а настоящая, глубокая память, когда ты о человеке, может быть, и не думаешь каждый день, а он все равно живет в твоем сердце.

Ирина вспоминала, как тихий Валерий Алексеевич приходил к ним играть с мамой в шахматы, как безропотно заклеивал Егору велосипедные покрышки, и думала, что, может быть, напрасно считала его ничтожеством и тряпкой только на том основании, что он не стучал кулаком по столу. В конце концов, настоящая сила не в том, чтобы подавить, а в том, чтобы поддержать, и, если человек не бьет жену и уступает ее просьбам, это еще не значит, что он конченый подкаблучник. Об их сыне Ирина тосковала умозрительно, теоретически, потому что парень приезжал очень редко, она видела его всего пару раз, поэтому просто грустила, что жизнь молодого человека оборвалась так рано.

Она не надеялась когда-нибудь увидеть соседей живыми, но вскоре дело приняло совсем неожиданный поворот.

У Кирилла дела шли так хорошо, что он решил не брать летом отпуск, делегировав заботу о семье старому другу Тимуру. В этом было что-то средневековое, какие-то неуловимые отзвуки вассальной верности, пояса целомудрия и рыцарских турниров, и Ирина в принципе не возражала. Для мужчины прежде всего важна работа, а женщина должна справляться с семьей, сколь бы многочисленна она ни была. Это азы домостроя и патриархальности (уж погружаться в Средние века, так на всю катушку), но современность тоже диктует свои суровые законы. Получится ли вернуться на работу с тремя детьми через год? Весьма сомнительно. Кирилл пашет в две смены, Гортензия Андреевна не молодеет, скоро ей не под силу будет справляться с двумя энергичными мальчишками. Мама тоже не самый здоровый в мире человек, к тому же боится оставаться одна с детьми. Придется Ирине разрываться между работой и домом, а должность судьи не очень-то позволяет такой дуализм. Что делать, если она с заседателями в совещательной комнате не может прийти к верному решению, а садик закроется через двадцать минут? Скажет: «Мужики, времени нет, давайте монетку бросим, решка – оправдать, орел – осудить, и я побежала. Спасибо за сотрудничество!» С таким подходом или вылетишь из судейского кресла в три минуты, или по ночам не будешь спать от ужаса, что отправила невиновного топтать зону. А сколько раз ее шантажировали будущим детей? Мол, вынесешь не тот приговор, и сын твой институт увидит только из окна трамвая… Подобные ультиматумы поступали Ирине пока что только от властей, но в последнее время стали до нее доноситься сплетни, точнее говоря, эхо сплетен, что кое-где судьям прямо угрожают преступные группировки. Одного принципиального судью недавно убили. Страшно за себя, но когда у тебя трое детей, в сто раз страшнее. Если что, она вынесет тот приговор, который надо, жизнью сыновей не будет рисковать. Так, может быть, не стоит нарываться на такие страшные решения, а уйти добровольно, пока совесть ее еще чиста и она не успела навлечь беду на своих близких?

Честно отсидеть три года по уходу за ребенком, посвятить себя семье, а дальше пристроиться на полставки на кафедру, благо кандидатский минимум сдан, а диссертацию как-нибудь она наваяет. Можно любую чушь написать, главное, чтобы было правильно оформлено.