Дорога моей земли

— Быть беде!
— Подыматься бурям! —
восклицают дворцы. И вот
время пыток,
нагаек,
тюрем
по России, хрипя, идет.
— Быть беде! — восклицают боги.
— Быть беде! — повторяют дни.
И встает посреди дороги
песня:
«Боже, царя храни…»

Но прямым перекором ночи,

у империи на краю,
слышно:
сормовские рабочие
поднимают песню свою,
и летит она неустанно
сквозь казацких застав редут,
песню ту
подхватив, Иваново —
Вознесенские ткачи поют.

И летит она, молодая,

божьим пениям вопреки,
вдоль ночей,
по степям Валдая,
на донецкие рудники,
на московские баррикады,
на огонь боевых знамен…
Нам сегодня припомнить надо
славу
павших в бою имен.

— Встаньте, наши отцы!

Пред вами,
сочетая железный ряд,
с обнаженными головами
на ветру
сыновья стоят.
Встаньте, наши отцы!
Над вами,
чуть касаяся, на весу,
под неслышными облаками,
эскадрилья
гремит
вовсю.

Вы лежите, отдавши силы

во бессмертие всех боев.
Вашу почесть хранят могилы,
горем полные до краев.

Это вы

через все облавы
сонных сумерек
пронесли
знаменитое знамя славы
на равнины большой земли.

Мы его

к городским заставам,
колыхая, несем в руках
по московской весне,
по травам,
закипающим на дождях.

Так на всех площадях столицы,

проплываючи без конца,
первомайские бьют зарницы,
брызжет солнце,
поют сердца.

1940 г.

В двадцатом

Те дни были днями боев и атак,
жестоких, как в самом начале.
В ту осень Приморье горело,
да так,
что пламя в Орле замечали.

Ползли интервенты к Сучану, к Баку,

к Архангельску шли англичане.
Пришлось поработать клинку и штыку
на море, в Баку и в Сучане.

Снаряд разрывался, хрипел пулемет,

но двигалась сила людская:
безусые парни бросались вперед,
бойцов за собой увлекая.
Так шли комсомольцы,
они пронесли
сквозь годы,
сквозь горе и беды
пробитое знамя великой земли
как символ великой победы!

В ту осень шумела листва на Страстной…

А в здании — цвета латуни, —
в «Свердловке»,
захлестнутый вдруг тишиной
приблизился Ленин к трибуне.

Он видел бойцов, переполнивших зал,

и первое слово учитель сказал.

Мы Ленина мысли ловили.

В ушах,
в сердцах наших слово крепчало…
Оно — трудовых созиданий размах,
оно — коммунизма начало.

Мы слушали жадно беседу его,

он был человечен в беседе.
Он в малости каждой
видал торжество
народов, пришедших к победе.

И нам не забыть: мы запомним живым

тот голос, звучавший набатом,
высокое зданье
и флаги над ним,
тревожные ветры в двадцатом.

Октябрь 1940 г.

Под Выборгом