Дорога моей земли

Близок бой.
И вот сквозь дым багровый,
дым долин,
летящий до морей,
я встаю.
Клянусь последним словом
в преданности Родине своей.

Ты поверь,

не ради легкой славы
я давно скрепил с тобой родство.
Эти песни счастья,
эти клятвы
в мир идут от сердца моего.

Ты прими их и не дай померкнуть…

Слава, слава, как ты далека!..

Хутор.

Степь.
Бездомный кружит беркут.
Длинные проходят облака.

Никнут у покинутого шляха

желтые худые ковыли,
да летит диковинная птаха
на четыре взмаха
от земли.

Октябрь, 1934 г.

Моя родословная

Черная судьба моих отцов
прямо начинается от бога.
По путям разбуженных ветров
ты ушла, слепа и босонога,
от любви,
от жизни,
от людей
в тяжкие потемки — без возврата —
праведным носителем идей
рыжего Никиты Пустосвята.
Это все — трагедия твоя.
И, живя за склонами Урала,
ты слагала песни про края,
где твоя весна не умирала.
Кто она? Кому она сродни?

…Воды протекли.

Встают в тумане
желтые сивушные огни.
Песни о Степане-атамане.
Заговоры.
Лобные места.
Царские парады.
Эшафоты.
Золото священного креста
и орлов недвижные полеты.
Так туман сгущается,
и в нем,
растеряв пути свои косые,
подвигами,
войнами,
огнем
бредит деревянная Россия.
Но в ответ из вытравленной мглы
только вой полуночного волка…
— Где твои двуглавые орлы?
— Где твоя тупая треуголка?

…Осень.
(И ленинская рука —
над башней броневика!)

Снова воды утекли в моря;

и передо мною, увядая,
встала родословная моя —
стреляная,
битая,
худая,
бородой поросшая,
в дыму,
вышла на дорогу — на прямую…

Что от родословной я приму?

Что для светлой радости приму я?

Я приму лишь только цвет крови,

только силу,
только звезды мира.
— Ты меня на битву позови, —
это будет именно для мира.
Я возьму товарищей,
свинца,
хлеба фунт
и песенку поэта.
У моих товарищей сердца —
из железа,
радости и света.
Мы возьмем свое наверняка!
Мы пройдем
с большим огнем заряда
по путям последнего парада!

Дайте башню для броневика!

Возникайте, бури,
если надо!

1934 г.

Выход весны