Дорога на эшафот

Через неделю он отвез в столицу прошение на высочайшее имя, составленное на нескольких страницах с двуглавым орлом наверху каждого листа. Ближе к Рождеству он сумел пробиться на прием, как и советовал ему Кураев, к гетману Войска Запорожского графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому, надеясь, что кто-кто, а он-то должен заступиться за несправедливо обиженное семейство Мировичей, чьи ратные подвиги еще помнят в неспокойных окраинных землях России.

Гетман, одетый в светское платье, а отнюдь не в казацкие шаровары, принял Мировича в небольшой отделанной мраморными плитками приемной, где по утрам отдавал распоряжения своей многочисленной дворне. Едва глянув на насупленное лицо гетмана, Василий сразу почувствовал дурное предзнаменование и бесполезность их разговора. Так оно и оказалось. Выслушав его, Разумовский покрутил головой, поглядывая на просителя, словно прицениваясь к нему, потом открыл золотую табакерку, заложил в нос щепотку табака, приятный аромат которого доходил и до Василия. Подождав какое-то время, пока действие табака скажется, громко чихнул несколько раз подряд, отерся лежащим тут же расшитым алыми цветами платком, а когда взор его прояснился, спросил:

«Служишь? В каких частях?»

Мирович ответил, что прошел всю Прусскую кампанию от начала и до конца, ранен, сейчас вынужден поправлять здоровье. Но гетман поморщился и со скучающим видом глянул в окно.

«От меня-то чего хочешь? – наконец заговорил он. – Мои деды к шведам не бегали, потому я тут сижу, а не в Сибири…»

Мирович растерялся от такого поворота, весь сник и замолчал, не зная, что ответить. Собрался было уйти, не попрощавшись, но Разумовский, поняв, что переборщил, остановил его:

«Чего надулся, как сыч в дупле? Я тебе сказал все, как есть. Ты хлопчик дюжий, поймай свою фортуну или, как ее там, за чуб. И не выпускай…» – посоветовал он на прощание.

Когда Василий вышел на улицу, его всего трясло, словно от простуды. Он скрипнул зубами и, обернувшись к графскому особняку, зло прошипел:

– Погоди, хохол ряженый. Я перво-наперво, как возможность случится, тебя самого за чуб споймаю и об стену твою мраморную тресну, чтоб запомнил меня на всю жизнь, коль не сдохнешь после того!

Оставалось дождаться ответа от императрицы, но он не особо верил, что ответ поступит до того, как он не осуществит задуманное Кураевым похищение содержащегося в крепости арестанта. И нужно было вновь набраться терпения и ждать, чего его молодая натура не желала принимать. Но иного пути он не видел…

2

Зима для охранников Шлиссельбургской крепости прошла спокойно. Если не считать, что двое из узников сошли с ума и непрерывно кричали что-то невразумительное из своих камер, да так громко, что вопли их доносились до часовых, стоявших в карауле у наружных крепостных стен. Потом один из умалишенных ночью сумел непостижимым образом выбраться из камеры, пробрался в кордегардию, схватил оставленный там топор и отрубил головы трем спящим рядовым, а двоих покалечил. После чего умер то ли от испуга, то ли его убили оставшиеся в живых караульные. Хоронить его пришлось в дежурство Мировича во внутреннем дворике, куда он заходил нечасто. Он еще раз внимательно оглядел выходящие во двор окна темниц и отметил про себя, что занавеска на одном из них была чуть сдвинута, и на них во все глаза смотрел молодой человек примерно его возраста с небольшой рыженькой бородкой.

«Неужели это и есть царевич Иван? Жалость-то какая держать его все эти годы под замком! Ему бы жизни радоваться, а он сидит взаперти», – думал он, встретившись взглядом с пленником. Именно тогда ему пришла в голову мысль не передавать узника Кураеву, а ехать с ним в Петербург, а то и вовсе за границу, и предоставить ему там полную свободу. Но вряд ли он один сможет осуществить задуманное. Кураев в расчет не шел, поэтому оставался только Ушаков. И он надеялся склонить Аполлона на свою сторону при первой их встрече.

Совершенно неожиданно он получил письмо от бабки своей Пелагеи. В нем она сообщала ненаглядному внучку, что сын его Петр и жена Анна живут сыто и ни в чем не нуждаются. Но вот только за последнее время, после окончания Прусской войны, цены на все вдруг взлетели неимоверно, а своего хозяйства у них так и нет. Живут тем, что продают старые вещи да помогают соседские казаки, еще не забывшие доброты ее покойного мужа. Потому она просила внучка Васеньку сходить до хаты к их земляку светлейшему гетману Кириллу Розуму, который тоже должен добрым словом вспомнить род Мировичей, предков его не притеснявший, и попросить его замолвить слово перед новым императором о возвращение их родовых земель.

«Видно, долго письмо твое шло, любезная бабуля, коль ты ничего о изменениях произошедших не знаешь. Теперь у нас на троне не император, а императрица, а твой Кирилл Розум, ставши Разумовским, знакомств старых не помнит и о бедах земляков своих знать не хочет…» – горестно размышлял Мирович, прочтя письмо…