Дорога пряности

Я вспоминаю мамины предостережения о Пустынной Пагубе, как та якобы породила (или, как утверждают некоторые, призвала) кошмарных существ, терзающих нас и по сей день. Есть ученые, которые полагают, будто Пагуба чинила резню удовольствия ради, другие – будто она считала людей низшей, недостойной существования формой жизни. Если бы Великий дух милостиво не даровал нам мисру, чтобы мы дали отпор, никого из нас сегодня бы здесь не было, а чудовища, пойманные в ловушку Поглощающих песков, опустошали бы мир. И пусть мы одолели Пустынную Пагубу, след страшных деяний до сих пор не исчез по всему Сахиру, включая эту Долину. Чудовища еще здесь, их число лишь растет. Многие люди верят, что сами предки не знают покоя. Тетушка однажды описала это как ощущение, будто что-то не в равновесии, что-то где-то не решено.

Фей раздраженно подпрыгивает в седле:

– О, да ладно! Имани, это все детские сказки. Ты уже достаточно взрослая и повидала достаточно настоящих чудовищ, ты должна знать, что Хубаала не существует…

– Тихо, Фей, – бормочет Таха. – Хубаал и Пустынная Пагуба не сказки. А историческая данность, которую на протяжении тысячелетия подтверждал каждый великий заим, и мой отец в том числе. Именно по этой причине нам и было даровано волшебство. Относись с уважением.

Лицо Фей приобретает нездоровый зеленоватый оттенок, что странно смотрится на фоне льняных волос.

– Конечно, я знаю, что это правда и…

Пока она лепечет извинения, Реза бросает в сторону Тахи раздраженный взгляд. А я не могу поверить глазам. Таха что, юноша с головой на плечах или все же набросок безумного послушного сына, который Байек воплотил в жизнь с помощью некоего непознанного волшебства?

– Мое мнение в силе, – говорит он. – Лучше пройти Долину как можно быстрее, чем болтаться там и ждать, когда нас найдет Хубаал.

Я высылаю Бадр вперед:

– Таха, послушай меня! Это очень плохая идея.

– Если не согласна, смело возвращайся домой. – Глаза Тахи вспыхивают золотом, он сливается разумом с Синаном. Сокол описывает дугу, парит над Долиной долгую минуту, осматривая местность. Затем глаза Тахи вновь становятся безжизненно-зелеными. – Путь свободен.

– Хороший командир всегда слушает своих товарищей, – говорю я ему в спину. – Всех без исключения.

– А верный Щит всегда ставит благополучие своего народа превыше одного родича. – Таха разворачивает коня к Долине. – Скачем быстро, скачем до упора. По одному, чтобы меньше шума. Выдвинулись.

Его белый жеребчик пускается рысью. Следом отправляется Фей, затем Реза, и потом неохотно выезжаю я. И теперь, когда под копытами Бадр вьется выжженная, лежащая меж гор тропа, до меня кое-что доходит – истина, которая пришла слишком поздно, чтобы принести хоть какую пользу. Здесь, в устье Долины костей, я понимаю, что не стою на пороге войны… я уже в ней участвую.

* * *

День начинается чистым лазурным небом, вокруг нас высятся лысые каменные бугры, припекаемые безжалостным солнцем. По указанию Тахи мы чередуем галоп с кентером и шагом, чтобы лошади немного восстановили силы. Я предупреждаю: животным нужно больше отдыха, но Таха пропускает мои слова мимо ушей. После этого никто больше не заговаривает. Пусть они хотят скакать громко, в остальном мы, похоже, единодушно решили соблюдать тишину. Сперва я принимаю правила игры, радуясь возможности разобраться в путанице мыслей, хотя мало что получается: мысли мечутся, чувства сплетаются в клубок, и я готова поклясться, что слышу позади нас еще одну лошадь – или даже несколько. Я в этом убеждена и постоянно оглядываюсь, но вижу лишь высохшее русло реки, извилистой лентой убегающее прочь.

Затем, ближе к вечеру, из-за вершины близлежащего холма выглядывают развалины древней медины. Я различаю обломки гранитных стен, разбросанные известняковые глыбы, потрескавшиеся мраморные колонны. И в тени этих руин я ненавижу тишину и все, что она хранит. Я тоскую по уютной суете Калии, по торговцам, поэтично расхваливающим свои товары, по несмолкаемому скрипу колес, визгу детей, играющих в благоухающих переулках. Мне не хватает даже громких ссор наших родителей и лая Симсима. Ох, духи, хоть бы пару трелей птиц услыхать. Но здесь ничего не поет.

– Тпру! – вдруг выкрикивает Таха.

Я перевожу взгляд с медины на его коня, вставшего на дыбы. Фей и Реза бросаются влево и вправо, чтобы не столкнуться, соколы пронзительно вопят в дребезжащих клетках, прикрепленных к седлам. Я двигаюсь в хвосте отряда, и мне приходится резко дернуть Бадр в сторону. Мы успеваем увернуться, но Бадр неуклюже переступает, спотыкается о камни и ныряет. Я заваливаюсь на бок, но Бадр продолжает бежать, теперь уже с пронзительным ржанием. И мгновением спустя я вылетаю из седла.