Дорога пряности

– Знаю. – Он мягко пересаживает меня на песок. – Когда мне было семь, я отправился на охоту с отцом и дядьями. Одной ночью вдали от городов на нашего пса, Рашика, напала стая волков. Я помог их прогнать, но раны…

Я поднимаю взгляд опухших глаз. Таха стоит на коленях так близко, что я чувствую запах его пота. Замечаю странное ярко-рыжее колечко вокруг его расширенных зрачков, и как вызывающе пушатся темные ресницы, и поблекший шрам от бритвы у уха. Я вижу в Тахе что-то еще, кроме гордости: печаль, и меня разрывает от ощущения – возможно, я ошибалась на его счет.

– Я плакал так лишь однажды, когда умерла мама, – продолжает Таха. – Она и подарила мне Рашика. Ее я уже потерял. И не мог потерять его тоже. Я умолял всех помочь залечить его раны, но отец сказал, что ничего не поделаешь. Мы должны были избавить Рашика от напрасных страданий. Но как можно так поступить с псом, который спал у тебя в ногах с самого твоего рождения? С другом, который приносил добычу на стол и согревал тебе ноги, пока ты ел?

Я смотрю на Бадр, ее влажные карие глаза устремлены вдаль, широкая грудь тяжело вздымается, передняя нога все еще подергивается, но все слабее.

– Знаю, ты не сможешь избавить свою лошадь от страданий.

Таха вздыхает и поднимается на ноги. Я слышу, как его длинный меч выскальзывает из ножен.

Я смаргиваю слезы.

– Что ты делаешь?

– То, что должен, ради нее и нас. – Таха направляет клинок на Бадр, теперь покорно лежащую, приставляет острие к голове. – Отправляйся к предкам.

– Нет! – кричу я, но не успеваю остановить этот кошмар.

Меч вонзается. Раздается ужасный, влажный и густой звук – и тут же затихает. Бадр даже не взвизгивает. Царит лишь молчание и то несчастье, которое оно в себе хранит. Моя полная луна, украденная с неба.

Я вскакиваю на ноги, бегу к ней, крича:

– Как ты мог так поступить, жестокое, подлое чудовище!

Бросившись на колени, я глажу ее шелковистую гриву. Напрасно ищу искорку в глазах. Они превратились в расписные стеклянные лампы, какие продают на базаре дома. Прекрасные, но пустые без света.

– Ох, Бадр, – шепчу я, – почему же ты меня покинула? Наши приключения еще не закончились.

Все вокруг меня проносится как в тумане. Таха отстегивает и уносит полупустые седельные сумки. Фей и Реза пытаются собрать разбросанные вещи. Я не помогаю. Я даже не двигаюсь с места, когда подо мной содрогается земля.

– Бросай припасы. Уже поздно! – восклицает Реза, подталкивая Фей к ее лошади.

Таха вспрыгивает в седло.

– Имани, у тебя нет иного выбора, кроме как ехать со мной. Лишь мой конь выдержит двух.

Я не могу ни ехать с ним, ни избавиться от видения, как он убивает Бадр. Насколько же я глупа, что допустила мысль, будто в Тахе есть хоть что-то, кроме тщеславия и жестокости?

– Клянусь Великим духом! – повышает Таха голос.

Над холмом раздается гортанное рычание. И с этим звуком доносится зловоние гниющей плоти. Отстраненно я узнаю признаки…

– Вергиены! – кричит Реза.

Из-за раскрошенных колонн, пошатываясь, выходят звери высотой в два с половиной метра, не люди и не гиены, но будто и те и другие одновременно. По меньшей мере дюжина чудовищ, жаждущих плоти. Когда-то они были людьми – потерянные души, проклятые Пагубой, не познающие искупления. И если вергиена убивает человека, он становится частью стаи, обреченный скитаться вечно.

Стая длинными скачками несется к нам. Пятнистый мех скрывает их среди обломков, разбросанных по холму, твари подпрыгивают и отталкиваются, словно земля стеклянная, а они сотканы из света. Чудовища рычат, смеются, скалятся. Издают звуки, которые когда-то, возможно, были словами, но я лишь в кошмарном сне могла бы догадаться, о чем твари переговариваются – угрожают они нам или умоляют о помощи. Оба варианта пугают меня в равной степени.

– Имани, прошу тебя! – кричит мне Таха.

Но я не могу пошевелиться. Какая-то иррациональная часть меня не хочет этого делать. Лучше остаться с Бадр, отправиться с ней туда, куда она ушла, чем ехать с Тахой.

Фей щелкает пальцами и собирает в руки пылающие шары. Реза поднимает открытые ладони над сухой землей, она дрожит и трескается под ним, и смертоносные осколки камней, взлетев, повисают в воздухе. Когда Фей начинает стрелять в вергиен огромными столпами огня, Реза преграждает тварям путь каменными шипами, которые вытягивает из земли. Чудовища катятся по склону, опаленные, раздавленные, проткнутые насквозь, но на их место в растущей орде приходят новые.

– Бесполезно! Их слишком много! – рявкает Фей, бросая гневный взгляд на Таху. – Брось ее уже! Надо убираться отсюда!

– Нет, она нам нужна.

Таха спрыгивает с коня и бежит ко мне, за его спиной бросаются к своим лошадям Реза и Фей.

– Давай уже, – ворчит Таха, вздергивая меня за плащ, затем подтаскивает к своему жеребчику и буквально забрасывает ему на спину, после чего вскакивает в седло сам и щелкает поводьями. – Ха!