Дорога пряности

У меня не остается выбора, кроме как держаться, и я стискиваю в кулаках ткань его дорожного плаща. Мы несемся по долине, наши измученные лошади взметают пыль и камешки, тени бьющих копытами ног вытягиваются по холмам. Стая вергиен видит, что мы удираем, и бросается в погоню.

14

Наши лошади мчат по извилистой тропе долины. Следую примеру Тахи и двигаюсь в седле в такт. Он ловко правит жеребчиком, но бешеная скачка кажется бесконечной. Будто мы совсем не продвигаемся, пока наконец не появляется развилка, образованная линией гор. Мы с грохотом несемся дальше – все так же прямо. Я подаюсь вперед, чтобы разглядеть лицо Тахи. Он пристально смотрит на развилку, но в глазах ни мыслей, ни планов, ни попыток понять, где путь опаснее. Только пустота. Таха забыл, в какую сторону нам нужно, или у него в голове все спуталось от страха.

Я трясу его за локоть:

– Таха, куда?

Он моргает, натягивает поводья и поворачивает вправо.

– Перекрой! – бросает Таха Резе через мое плечо.

Реза разворачивает коня и встает посреди тропы, его коса развевается на ветру. Из-за поворота выскакивают вергиены, длинные языки свисают из открытых пастей, капает слюна. Один вид Резы разжигает в тварях жажду крови, они верещат и неуклюже бросаются вперед на уродливых конечностях. Реза вскидывает руки с раскрытыми ладонями. И в считаные секунды горы издают стон. Вергиены не обращают на это внимания, до Резы им остаются жалкие метры, а затем он сжимает кулаки и опускает руки. Чудовищный треск сотрясет воздух, огромный камень срывается со склона горы и врезается в тропу, погребая под собой визжащих вергиен.

Таха останавливает нас, давая возможность полюбоваться невероятным зрелищем.

– Ловко сработал, кузен! – восклицает он.

– Я бы тебя прямо сейчас расцеловала! – подает голос Фей, когда Реза возвращается. Он, и так раскрасневшийся от напряжения, еще больше пунцовеет.

А меня невольно захлестывает волна облегчения.

– Спасибо, что спас нас, Реза. Твое подобие поистине впечатляет.

Тот кивает в ответ, а затем, как и все мы, окидывает взглядом груду посреди дороги:

– Кажется, я еще в жизни столько не перемещал.

– Играючи, – замечает Таха.

– Да… это было действительно нечто, – бормочет Фей, проводя ладонью по руке Резы.

И тогда Таха резко разворачивает коня и вжимает пятки ему в бока.

– Продолжаем.

Мы скачем дальше, уже не так быстро, разговор обрывается, и никто его не поддерживает. Ночь приближается неслышно, словно вор, медленно, понемногу крадет день. Именно в этой полной тишине, среди воздвигнутых вокруг нас горных стен, становится ясен весь ужас нашего положения.

– Надо было следовать указаниям тетушки, – бормочу я Тахе на ухо.

Он никак не отзывается, хотя и не может отрицать, что видеть становится все труднее, и даже сам уже покрывается гусиной кожей от холода. Во многих частях Сахира днем жарко, а ночью холодно. Неосторожного путника это быстро может погубить.

Я пробую снова:

– Нам нужно поскорее разбить лагерь на ночь. Причем в укрытии, а то замерзнем насмерть, не успев даже толком поголодать без припасов.

Таха останавливается, в полутьме сверяется с картой. Встревоженно хмурит брови, что еще больше выводит меня из себя. Я пытаюсь выглянуть и тоже посмотреть, но Таха быстро прячет карту в седельную сумку и ведет нас дальше. А я слишком слаба, чтобы возмущаться. У меня даже не было возможности проверить рану на боку, по ощущениям дело простой ссадиной не ограничилось, липкая кровь стекает по телу. Мне больше всего на свете хочется где-нибудь остановиться, и как можно скорее.

Путь, которому мы следуем, ведет нас от сравнительно открытого русла реки к узкому переходу меж стен гранита. Часы пролетают незаметно, пока мы пробираемся сквозь сумрак, петляющая тропа постепенно исчезает, тени сгущаются, а воздух становится ледяным, неумолимым, разреженным. Я почти ничего не вижу, мир плывет и сжимается. Когда мы наконец выбираемся из ущелья, света полумесяца едва хватает, чтобы разглядеть, куда же нас вывел Таха.

Тропа впереди раскрывается, словно легкие, что наполняются воздухом до краев. С обеих сторон растут кедры, слишком буйные для этой мертвой земли. А в конце тропы возвышается гранитная скала с причудливой резьбой и словами «Аль-Медина-Аль-Увла». Внизу, между точеными колоннами и изящными цветочными узорами, лежит вход.

– Что это за место? – спрашивает Реза, когда мы медленно туда подъезжаем.

– Мало нам сегодня было руин, да? – причитает Фей.

Бледный лунный свет отражается в глазах Тахи жутковатыми бликами.

– Я несколько раз свернул не туда, а дальше уже нет выхода, кроме как пройти через… что бы это ни было за место.

– Первый город, – читаю я название вслух, внимательно изучая скалу. – Должно быть, его возводили и населяли древние племена. Мы, возможно, первые из людей за многие столетия, кто его увидел. – На мгновение я даже забываю и о боли, и о горе. – Расскажу маме, она не поверит.

Фей взмахивает рукой:

– Как великолепно, как интересно! А вот я хотела бы знать, обязательно ли нам туда входить.