Дорога пряности

Мы спускаемся с холмов к Башталю, который раскинулся в зеленой равнине, где течет река Азурит. И пусть это город-крепость, подобно Калии, он мал и лишен величия.

– Умираю с голоду, – ворчит Фей, потирая живот. – Давайте пополним запасы в городе.

– Или проведем ночь на постоялом дворе, – предлагает Кайн, выглядывая из-за моего плеча. – Куда приятнее, чем спать где-нибудь в дебрях, а еще будет еда, выпивка, карточные игры. – Он понижает голос: – Или даже танцы.

– Танцы? – Я поворачиваюсь в седле, надеясь, что Таха ничего не услышал и у него не сложилось неверное впечатление обо мне и Кайне, и шиплю так же тихо: – Может, ты и был королем, но все кончено.

– Не выйдет ни того, ни другого, – отзывается в это время Таха, проезжая мимо нас вперед. – Наши кошели выпали из сумок Имани, когда ее лошадь сломала ногу в Долине.

У Фей отвисает челюсть.

– И ты только сейчас говоришь, что у нас нет денег на еду и прочее?!

– Остался один кошель, он предназначен для пошлин, которые с нас могут содрать солдаты, – неохотно вздыхает Таха. – Да, денег на припасы нет.

Фей вскидывает руки:

– Великолепно, просто прекрасно! Очередной пример твоих блестящих лидерских качеств.

Я прикусываю губу, ожидая, что Таха набросится на Фей, посмевшую оскорбить старшего сына великого заима. Реза, наклонившись, пытается успокоить Фей и сжимает ее ладонь, но смотрит на выехавшего вперед кузена.

– У нас нет выбора, – говорит Реза Тахе. – Придется залезть в кошель…

– Исключено. – Таха разворачивает своего коня боком, преграждая путь. – Не вижу здесь никакой беды. Поохотимся и добудем пищу, как всегда.

– О нет, не добудем. – Фей грозит пальцем. – Вы двое, может, и привыкли выживать на зайцах, жуках и грязи, а я – нет. Пусть моя семья небогата, но баба нас обеспечивает. Каждое утро всегда на столе свежий хлеб, оливки, лабне[5], яйца, чай…

Кузены мрачно переглядываются. Таха кивает в сторону Фей, и сквозь ее болтовню я слышу, как он тихо говорит Резе:

– Что, стерпишь? Она назвала тебя бедным.

Реза качает головой:

– Не начинай, Таха, пожалуйста.

– Честь превыше всего, – предостерегает тот Резу.

Я наблюдаю за их разговором, удивленно распахнув глаза. Там, где раньше между кузенами существовала лишь гармония, теперь ощущается трение, порождающее неприятный жар. Может, они не так близки, как я думала раньше, или, может, Реза просто пытается быть дружелюбным, но Таха обладает еще одним подобием – отталкивать всех вокруг.

– Можем поискать излишки, – встревает Амира, и ее предложение перебивает как неустанную болтовню Фей, так и разгорающийся спор между Тахой и Резой.

– Ты о чем? – спрашивает Фей с явной надеждой.

Амира обводит новообретенных слушателей уверенным взглядом:

– В Калии пекарни закрываются раньше всех, и у них всегда остаются излишки. Продать их на следующий день нельзя, приходится выбрасывать. Добрые пекари раздают их нуждающимся. Вряд ли здесь дело обстоит по-другому.

Фей воодушевленно кивает:

– Ну наконец кто-то начал думать головой! Спасибо, Амира. Отличная мысль.

Мир сошел с ума: Таха и Реза спорят, Фей нахваливает мою сестру. Сейчас один лишь демон остается собой, наблюдая за нашей суетой с ухмылкой, которая говорит о том, какими забавными глупцами он нас всех считает.

– Не думал, что в вашей семье вообще знают про излишки, – бормочет Таха и вновь поворачивает к Башталю. – Ладно. Запасемся едой и водой и продолжим путь в Таил-са. Разобьем лагерь по пути.

Когда мы подъезжаем к городу, я двигаюсь поближе к Фей и Амире.

– Откуда ты узнала про излишки? – тихо спрашиваю я сестру.

– От кое-каких друзей. Ты их не знаешь, – добавляет она.

Хочу выяснить, не те ли это друзья, что причастны к ее воровству, но я скорее умру, чем скажу такое вслух в присутствии других. Приходится смириться с неприятным осознанием, что, пока я отдавала всю себя Щитам, сестра вела жизнь, о которой мне ничего не известно. Жизнь, в которую я даже не просила меня посвятить.

Хмурясь, я перевожу взгляд на городскую стражу. Большинство – баштальцы, несколько охраняют открытые деревянные ворота, а лучники усеивают стену. Но старшие над ними – харроулендцы, что бдительно следят за остальными. Тот, кто стоит над воротами, должно быть, офицер – единственный в серебряном шлеме, увенчанном изогнутыми металлическими рогами. Грозный, нечеловеческий силуэт наблюдает, как мы проезжаем в ворота, оленьи рога мрачно вздымаются на фоне голубого неба.