Дорога пряности

Все мысли вылетают из головы, но я не отшатываюсь. Я прижимаюсь к нему, позволяю обхватить мое лицо ладонями, поглаживать скулы большими пальцами, смахивая прохладные капли, что падают с его встрепанных волос. И как же я этим наслаждаюсь, словно моему миру все это время не хватало красок, а теперь он взрывается яркими цветами. Поцелуй Тахи совсем не такой, как я ожидала, не дерзкий, не самодовольный. Он очень робкий и неуверенный, будто Таха боится меня и еще больше – самого себя. Нежный, сдержанный, но с соблазнительным намеком на продолжение, словно рассветное солнце, которое едва показалось из-за горизонта, еще не готовое осветить мир. И все слишком быстро подходит к концу.

Таха отступает на шаг и хрипло бормочет, запинаясь:

– Прости меня. Я… я не хотел.

– Не хотел?

Я застываю, сгорая от стыда за то, какой ужасно разочарованный вышел тон. Но я и правда разочарована, обижена и сбита с толку. Я убеждена, что Таха не так прост, как хочет казаться. И я полна страстного, тошнотворного желания повторить поцелуй и не только. Жаль, что я не могу изгнать это томление и вернуться к тому, какой была до этой вылазки, когда я совсем не знала Таху и думала, что мне плевать, признаёт он меня или нет. Плевать, что этот преданный, талантливый воин даже не в состоянии вспомнить моего имени.

Таха качает головой, указывает на реку.

– Нет. Падение, удар, чуть не утонул… – Таха зажмуривается и коротко вдыхает. – Давай просто сосредоточимся на задании.

Я вспоминаю его письмо к отцу: «Ее присутствие не отвлечет и не помешает мне». Значит, Таха не лгал. «Но почему, – хочу вопросить я. – Почему ты тогда со мной играешь?!» И как перестать чувствовать? Я должна убедить себя, что вот он, настоящий Таха: жестокий, высокомерный, бессердечный. Вовсе не тот, кто зашивал мне рану или призывал певчую птичку, чтобы меня впечатлить. Вовсе не тот, кто меня поцеловал. Гадкие мысли роятся в голове, словно жужжащие пчелы, обнажив жала. Он должен быть благодарен даже за то, что я стою рядом. Он должен отчаянно искать моего одобрения. Он ничтожество из мелкого рода, и отец его – позорный подлец. Я же Имани из рода Бейя, что прославлен в веках и просуществует еще тысячу достойнейших лет, в то время как семья Тахи падет на дно, и останется от них лишь пыль.

– Имани, – тихо зовет Таха.

Я отворачиваюсь, смаргивая злые слезы.

– Точно, – бормочу я. – Давай вернемся к конюшням.

Таха кивает и принимается выжимать одежду, рассматривая вход в туннель позади меня.

– Если пройдем по водостоку, не попадемся на глаза солдатам. Дай мне минутку.

Он опускается на колени, и его глаза становятся золотыми. Я замечаю в небе Синана, сокол поворачивает голову вправо-влево, осматривая город. Затем я снова перевожу взгляд на Таху – несмотря ни на что, я продолжаю бросать на него долгие взгляды. У него разбита губа, на скуле темнеет синяк. Маленькие капельки воды храбро цепляются за мокрые черные пряди волос. Таха привлекателен, однако не такой порочной роскошью, как Кайн. Таха другой. Простой, серьезный, сдержанный. Я ненавижу то, что его присутствие напоминает мне о доме. О всем знакомом: Таха олицетворяет Сахир, семью и Щитов, общепринятые, вбитые в голову учения, наш долг и приказы. Он воплощает жизнь, которую я знала – и которую переворачивает с ног на голову мой брат. Он воплощает ужасный выбор.

Его глаза снова становятся светло-зелеными, и он встает:

– Я понял, куда нам нужно идти. Следуй за мной.

Мы бредем по туннелям под Башталем, и молчание кажется затишьем перед бурей. В какой-то момент у Тахи хватает наглости спросить, не хочу ли я еще поупражняться в харроутанге, но я так взбешена, что язык заплетается и выходит лишь качнуть головой.

Когда мы выбираемся из-за решетки напротив конюшен, уже сумерки. Прежде чем перейти на другую сторону, мы ждем, пока на улице не останется солдат. Таха, скрывшись ненадолго в конюшнях, выводит обратно лишь своего жеребчика и кобылу Фей. Сквозь облегчение, что Раада нет, прорывается ужасное осознание: Фей не забрала свою лошадь.

Мы печально проезжаем обратно через поверженный город. Когда сумерки сменяются ночью, и я дрожу от холода, но внутренние терзания слишком велики, чтобы обращаться внимание. К счастью, когда мы минуем ворота Башталя, там нет усиленной охраны. Может, солдаты убеждены, что мы с Тахой погибли, упав в реку. Часть меня уж точно умерла, когда я из нее вышла.

Мы возвращаемся на широкую Дорогу пряности, и спустя некоторое время из-за деревьев навстречу нам выбегают силуэты. Я спрыгиваю из седла, мчусь по траве к Амире и заключаю ее в объятия.

– Хвала духам, я так рада тебя видеть! С тобой все хорошо?

– Да, я без труда выбралась из города, – отвечает Амира, виновато поглядывая на стоящего рядом Резу.

Молодой человек пожимает руку Тахе, и его покрасневшие глаза застилают слезы.

– Когда мы убегали, Фей упала, – поясняет он. – Ее увели солдаты. Нужно ее спасти.

Таха морщится, протягивая ему поводья лошади Фей:

– Прости, кузен. Задание превыше всего.

– Но… это же Фей. – Реза хмурится. – Мы должны ей помочь.