Дорога пряности

– Понадобится хороший отвлекающий маневр, чтобы солдаты отлучились, пока мы меняемся, – говорит он.

Кайн, ухмыляясь, заправляет волнистую прядь за ухо:

– Тебе повезло, мальчик. Я исключительно хорош в том, чтобы привлекать к себе внимание.

– Наслаждайся, пока можешь, – отвечает ему Таха, к большому замешательству Фариды.

– А как вы найдете Афира? – спрашивает Амира.

Фарида отрывает взгляд от Тахи:

– Я знаю не больше вашего. Придется искать, когда проберетесь внутрь. Может, расспросить других узников.

Я поджимаю губы, чтобы не выругаться. Афир всегда был единственным неизвестным в уравнении, которое невозможно определить. Неуловимым оазисом на горизонте, отрадой, до которой не дотянуться. Я стараюсь не позволить этой мысли утянуть меня на дно. Афир жив, и нам предстоит немало работы над тем, как его вызволить. У нас есть лишь начало сильного плана.

Фарида окидывает нас задумчивым взглядом:

– Вы это все серьезно? Вы собираетесь вытащить Афира?

– Или погибнуть, – говорю я. – Решено. Нам нужны все подробности о пути, которыми возят пленников.

Фарида шагает к двери:

– Поговорите с Мухабом. Не обознаетесь, это злобный бородатый сукин сын с деревянной ногой. И можете расположиться с экипажем внизу. Там не ахти, конечно, да и смердит безбожно, зато есть место и рядом друзья.

Покидая каюту, я не удерживаюсь и бросаю взгляд на Таху, мне любопытно, смотрит ли он на меня. И да, разумеется, он смотрит. Друзья… если бы только Фарида знала горькую правду.

28

Я просыпаюсь от кошмара про горящий сад, и мне приходит в голову мысль.

Последнюю неделю мы с Мухабом пробирались в город и следили за повозками с пленниками. Таха глазами сокола наблюдал за ними там, где не могли мы, мы изучили путь, по которым они ездят, и время, когда они прибывают. Что мы до сих пор не выяснили, так это способ поменяться местами с узниками внутри повозки… но, может, я нашла выход.

Я свешиваю ноги, спрыгиваю на прохладные, скрипучие половицы. Еще не рассвело, и сквозь полупортик на спящих Резу, Амиру и матросов сочится голубоватый свет. Койка Тахи пуста, как я и думала. С тех пор как мы покинули Калию, Таха вставал раньше всех, чтобы потренироваться. Я натягиваю ботинки, вспоминая, как впервые отнеслась к этой его привычке. Я была убеждена: так Таха лишь пытался доказать, насколько он предан своему долгу. Однако он ни разу не упомянул об этом в разговоре со мной. А узнала я только потому, что однажды проснулась рано и тайком проследила, как он отжимается на поляне возле лагеря. И тогда стало понятно, почему в день нашего поединка я обнаружила походную постель Тахи пустой. Байек, видимо, с юных лет вбил в него эту привычку, и теперь я уверена, что он вставал бы пораньше для тренировок, даже если бы остался последним человеком на свете и производить впечатление было бы не на кого.

Одевшись, я поднимаюсь по узким ступенькам на палубу. Мне открывается полная умиротворения картина. Палуба пуста, разве что дремлет в вороньем гнезде матрос, дверь в каюту Фариды закрыта. На спокойных водах залива тихо покачиваются военные корабли, даже чайки парят молча. Зевая и потирая глаза, я медленно оборачиваюсь в поисках Тахи. И замечаю его, но не там, где ожидала: он идет по причалу прочь от корабля.

На ум приходит дюжина теорий. Таха собирается купить завтрак на деньги, которые одолжила ему Фарида, или хочет провести еще расследование для нашего плана с тюрьмой. Ответ наверняка безобиден, однако что-то в поведении Тахи заставляет меня поспешить по трапу на берег. И пусть Таха однажды уже отчитал меня за подглядывание, я его не окликаю. Я крадусь за ним, предусмотрительно держась подальше. Время от времени, когда Таха, кажется, вот-вот оглянется, я ныряю за угол или стоящий рядом экипаж и жду.

Я следую за ним прочь от причала, и моим глазам вновь предстают оставленные войной шрамы, на которые указывала Амира по пути к лодочному сараю Зака. Подозрения подтверждаются, когда впереди возникают черные обелиски Поля памяти. Таха проходит мимо дома Зака, ныряет в сад и скользит за обелиск. Устраивается поудобнее, чтобы наблюдать за домом. А я осторожно скрываюсь в ближайшей затененной нише. Иногда Таха поглядывает на небо, словно отмеряет утекающее время.

– Что же ты делаешь? – бормочу я.

Дверь дома распахивается. Я вжимаюсь в стенку. На пороге появляется Зак с матерчатым мешком на плече. Угрюмый, встревоженный мужчина оглядывает улицу, вероятно, в поисках солдат, затем закрывает дверь и спешит в направлении базара. Таха смотрит Заку в спину, ничуть не удивленный развитием событий. Мгновением спустя он поднимается на ноги и отправляется следом.

Я жду, пока Зак и Таха скроются из виду, затем выскальзываю из ниши и, низко надвинув капюшон, крадусь за ними. Вокруг нас день заявляет свои права бледно-розовыми лучами, которые ложатся на потрескавшиеся стены. Судя по крикам торговцев, звучащим все громче, мы и правда направляемся на базар. В считаные минуты впереди возникает арка с надписью «АЛЬ-БАЗАР АЛЬ-КАБИР», и меня окружает толпа ранних покупателей.