Я перевела дыхание и кивнула. Что-то потрескивало между нами, готовое вспыхнуть. Нам обоим это было не нужно, и мы сохраняли дистанцию и старались отвлечься.
Я разглядывала стада черных буйволов, эти флегматичные животные даже ухом не вели, когда мы проезжали мимо.
– Они входят в Большую Пятерку, – сказал Джек.
– В Большую Пятерку?
– Львы, леопарды, слоны, носороги и черные буйволы. Их называют Большой Пятеркой. Такой термин придумали охотники. Не из-за величины. Просто это самые свирепые и опасные животные, если их ранить. Сейчас ни одно сафари не считается полным без всей пятерки.
– Пока я видела только льва и буйвола. – В этот момент я затосковала по Мо – так сильно, что мне даже стало больно дышать. Я была так зациклена на своих задачах, что от меня ускользнули важные вещи. Теперь у меня появился собственный дом, но зато я уже никогда не побываю на сафари вместе с Мо.
– Слонов мы точно увидим, ближе к лесу, а вот леопарды обычно осторожные, ну а носорогов становится все меньше из-за браконьеров, – сказал Джек. – Очень ценится рог носорога, в основном из-за мифа о его целебных свойствах. Хотя, говоря по правде, можно с таким же успехом грызть собственные ногти – никакой разницы.
– Рог носорога. Части тела альбиноса. Ты когда-нибудь задумывался над тем, кто придумывает такие мифы и почему им так верят?
– Мы все жаждем чудес, Родел. Мы хотим проснуться богатыми. Или здоровыми. Или красивыми. Мы хотим, чтобы наши любимые оставались с нами, жили с нами, умирали вместе с нами. Мы хотим повышения по службе, хорошую работу, красивый дом. Вот мы и придумываем мифы, живем ими, верим в них. Пока не появляется что-то лучшее, что-то, что нас еще больше устраивает. Правда в том, что мы с тобой тоже создаем миф. О Схоластике и других детях. Мы думаем, что спасем их, если отвезем в Ванзу. Да, там они будут в большей безопасности, но это все равно ложь. Потому что они будут там отрезаны от остального мира. Потом им все равно придется уйти из школы, а мир так и останется миром. Возможно, они будут лучше подготовлены для жизни в нем, не так уязвимы, но все равно останутся мишенями.
– Я знаю. – Я проследила взглядом за плавным полетом птицы в ярком оперении и повернулась к Джеку. – Я знаю, что это не выход. Ничего не изменится, пока не исчезнут предрассудки насчет них. Но кто знает, когда это случится? У меня нет на это ответа, Джек, но иногда ложь во спасение – единственное, что держит нас на краю пропасти и не дает упасть. Мы лжем сами себе, чтобы жить дальше.
– Ложь во спасение, – повторил Джек. Он оторвал взгляд от дороги и перевел его на меня.
Внезапно мы перестали говорить о детях. Мы говорили о приятной лжи во спасение, которую могли сказать друг другу в этот момент. Мы могли обменяться телефонными номерами, пообещать друг другу не теряться, видеться иногда, поздравлять с днем рождения и праздниками, – просто чтобы позволить себе отведать то, что горячо и учащенно билось между нами. Это все равно что лизать леденцы с перцем чили. Жгуче, но все равно приятно. Может, именно такое обаяние чего-то бешеного и приятного и было нам нужно, чтобы снова вернуться к жизни. Вот только мы были не такими людьми. Мы были Джеком и Ро. И нам меньше всего было нужно соединиться, отведать друг друга и потом разбежаться.
Я отвернулась и посмотрела в окно. Мы приближались к озеру, похожему на мерцающий бриллиант в центре кратера.
– Розовое озеро? – спросила я.
– Посмотри внимательнее.
– Фламинго! – воскликнула я.
Берег обрамляли тысячи птиц с розовым оперением. Их змеевидные шеи размеренно погружались в воду, словно фламинго клевали собственное стройное отражение.
– Так тебе будет лучше видно. – Джек открыл крышу, чтобы я могла высунуть голову.
Когда мы подъехали ближе к берегу, фламинго рассыпались вокруг нас, словно розовые лепестки на ветру. Некоторые взлетели, расправив крылья и показав нам нижние красные перья.
Мое сердце наполнилось неожиданной радостью за Мо. Она видела это фантастические зрелище и не слушала мои лекции о том, что ей надо найти настоящую работу или снять настоящую квартиру. Она видела в своей жизни так много интересного, жила каждый день по собственным правилам, словно догадывалась, что ей нельзя зря тратить время. Ведь бывают же такие люди. Они слушают свой внутренний голос, пусть даже безумный и дикий, а мы этого не понимаем.
Я рассмеялась, когда фламинго стали танцевать вокруг меня, крякая, как гуси. Они были так близко, что я видела желтизну их глаз и кривые клювы. Небо сияло синевой, лишь над озером поднимались легкие облачка. Стало гораздо теплее, и моя кожа вбирала в себя солнце.
– Эй! – Я стукнула кулаком по крыше, радуясь ветру в моих волосах. – Прекрасный день! – крикнула я птицам.