Цепочки автомобилей пересекали там равнину, взбивая облака пыли. Львиный прайд расположился в тени дерева, а на расстоянии броска камня от них масаи пасли скот. А еще в нескольких шагах новорожденный детеныш зебры на слабых ножках тыкался в брюхо матери. Туман рассеялся, и кратер был виден целиком до лесистых склонов. В небе плыли белые облачка, бросая вниз темные тени.
Интересно, останавливалась ли тут Мо, любовалась ли этим видом? Хотя она ушла из жизни, я, побывав тут, чувствовала сейчас себя ближе к ней. Сейчас мне казалось, что я коснулась ее души.
– Спасибо, – поблагодарила я Джека. – По-моему, я никогда в жизни не забуду нашу поездку.
Его голубые глаза задержались на мне долгое мгновение. У меня замерло сердце, и я не замечала ничего вокруг.
Ответил он не сразу, его голос прозвучал тихо, но проникновенно.
– Я тоже не забуду.
Утрата любимых обостряет ощущение хрупкости жизни – эпизодов, воспоминаний, музыки. Она пробуждает у тебя желание почувствовать все нелепые, смутные томления сердца. Ты хочешь постичь несыгранные ноты неисполненных симфоний. Возможно, поэтому мы с Джеком застыли в тот момент, глядя в глаза друг другу, затаив дыхание, и слушали что-то, что могли слышать только мы, что-то, жившее в мимолетном пространстве между «здравствуй» и «прощай». Мне хотелось запечатлеть в памяти волны от ветра на траве в кальдере и игру света на лице Джека.
Глава 9
Чем больше мы удалялись от кратера, тем сильнее менялся пейзаж. Высокие деревья постепенно исчезли, теперь мы ехали по продуваемому ветрами плато.
– Сейчас мы сделаем еще одну остановку, – сказал Джек, сворачивая в деревню, где жили масаи.
Все хижины были с тростниковыми крышами. Для защиты от диких животных, особенно от хищников, хижины окружало кольцо из колючих кустарников. Джек достал из багажника вещевой мешок и закинул его на плечо.
– Ты не ездишь налегке, правда? – сказала я, заглянув в багажник.
Там лежали запаски, кольца толстой веревки, таз, кастрюли, сковородки, другая посуда, переносная печка, канистры с бензином, водой, электрический провод, сетка от москитов, снаряжение для кемпинга, фонари, аптечка, керосиновая лампа, спички, консервы, кусачки, инструменты, какие-то гаджеты. И винтовка, вроде с оптическим прицелом.
– Я готов ко всему, когда выезжаю в заповедники.
– А что в мешке? – поинтересовалась я, шагая за ним по тропинке к деревне.
– Кофе с фермы, – ответил он. – Для отца Бахати. Он старейшина в деревне. Интересный мужик. Мудрый, упрямый, проницательный. В каких-то вопросах он консерватор, но невероятно прогрессивный в других. Восемь жен, двадцать девять детей.
– Серьезно? Так масаи полигамные?
– Да. У них положение мужчины в племени определяется, прежде всего, его храбростью, а затем количеством жен, детей и коров. У каждой жены обычно свой дом в той же бома, деревне. Деревня Бахати не такая традиционная, как другие деревни у масаи. Она считается туристическим объектом, и это означает, что сюда заезжают туристические группы, и туристы покупают сувениры, могут заходить в дома, фоткать жителей. Вот такая штука.
Навстречу нам вышла группа мужчин масаи. Они были одеты в ярко-красные и синие одежды, а их кожа была цвета коры акации. Они были ростом с Джека, не меньше шести футов, но узкотелые и жилистые, а их глаза казались желтыми – вероятно, от древесного дыма. Их волосы были заплетены в длинные косы и окрашены красной глиной, а вытянутые мочки ушей покрыты жемчужинами и орнаментами. При виде Джека масаи заметно расслабились, заулыбались.
– Джек Уорден! Вход бесплатный, – сказал один из масаи. – Это твоя подружка? Тоже не возьмем с нее денег.
–
–
– Так масаи называют своих воинов.
Мы лавировали среди куч коровьего навоза, вспугивая мух, и остановились возле хижины, напоминавшей по форме каравай. Мораны представили нас степенному мужчине в накинутой на плечи красно-черной клетчатой простыне. В мочках его ушей висели серебряные и бирюзовые кольца. Он сидел на низком трехногом табурете и помахивал перед лицом мухобойкой. Вокруг него сидели на корточках мужчины и женщины. Мораны встали в сторону, опираясь на древки копий; некоторые из воинов балансировали на одной ноге, точно аисты.
– Джек Уорден, – произнес мужчина и, плюнув на ладонь, протянул ее Джеку.
– Олонана. – Джек пожал ему руку.
Я старалась не думать о смачном плевке, скрепившем их приветствие.
– Это моя подруга Родел. – Джек выволок меня вперед, и я предстала перед старейшиной. – Родел, это отец Бахати.
Господи, пожалуйста, только чтобы без плевков.
Я улыбнулась и коротко поклонилась мужчине, крепко прижав руки к бокам. Он кивнул, и я с облегчением перевела дух. Очевидно, он раздавал свои плевки не каждому встречному-поперечному, а только уважаемым людям. И Джека он явно уважал, потому что велел принести для него второй табурет, а мне просто махнул рукой, отпуская от себя.
– Она сядет со мной, – сказал Джек и, схватив меня за руку, потянул к себе.