Дорога солнца и тумана

– Ничего, нормально. Просто сейчас надо следить, чтобы не загноились раны. – Джек побрызгал ногу телки какой-то жидкостью, нанес мазь и снова забинтовал.

– Бедняжка. – Я присела на корточки рядом с телочкой и погладила ее бок. Телка пошевелилась и открыла большие, карие глаза.

– Хорошо еще, что раны неглубокие. Через несколько дней она будет как новенькая. Правда? – ласково сказал Джек. – Но сейчас тебе нужен отдых. Сейчас ты в безопасности. – Широкими, размашистыми движениями он потер ее шкуру; на них падали золотые лучи заходящего солнца.

Внезапно до меня дошло, что рядом со мной находится во плоти такой мужчина, с каким не сравнится ни один книжный бойфренд. На его голове все еще была корона из сухих веток и травы, но он был более величественным и великолепным, чем все сказочные короли, потому что жил в реальной жизни – смертный, ранимый, сломанный, измученный, но все равно король – с сердцем льва и ангельской душой. Мне ужасно захотелось дотронуться до него, почувствовать его золотую энергию. Моя рука сама потянулась к нему, наши ладони соприкоснулись, когда он гладил телочку. Это было легчайшее касание кожи о кожу, крошечное лакомство для моего голодного сердца, и я тут же убрала руку.

Кто-нибудь другой списал бы это на случай, но только не Джек. Он понял. Возможно, потому что он и сам остро чувствовал течения, закручивавшиеся между нами. Его взгляд устремился на мое лицо, в мои глаза. Не знаю, что он увидел в них, но воздух между нами был уже заряжен электричеством или даже динамитом – одно ложное движение, и мы оба будем разорваны на клочки. Впрочем, в тот момент я не думала об этом. Его близость пьянила меня, как наркотик, навевала эйфорию. Я повернулась к Джеку, медленно, беспомощно, и мои губы коснулись его горячей кожи.

Целовать Джека было все равно что целовать дремлющего льва. Он едва шевелился, но я ощущала за его сдержанностью огромную силу. А еще глубже таилось что-то дикое и опасное, что могло уничтожить меня, если бы вырвалось из оков. Но я хотела этого, потому что оно было великолепным, потому что оно прорывалось через боль утраты, наполнявшую все его естество, потому что это была та часть его, которая осталась живой. Мне захотелось погрузить пальцы в его густые, рыжеватые волосы, хотя я понимала, что так делать нельзя.

Джек не отозвался, но и не оттолкнул меня, и меня это устраивало. Муки ада бывают разные, но есть одна, особая – когда вспоминаешь во всех ярчайших подробностях поцелуй, которого никогда не было. И я только что избавилась от нее. Я выпрямилась, все еще не открывая глаз, понимая, что я только что обманом добавила в свою жизнь эпический момент. Когда-нибудь я вспомню о нем, идя по улице, и улыбнусь. Никто не будет знать причину, только я одна, потому что смогу напомнить себе: «Однажды в Африке я поцеловала короля…»

Я встала, поправила платье и пошла к двери, оставив Джека возле стойла.

– Родел, – позвал он, когда я была уже почти на пороге.

Родель. Вот это я тоже буду всегда вспоминать – как он произносил мое имя, необычно, красиво и ласково.

Не успела я оглянуться, как он уже стоял между мной и дверью. Он замкнул меня в кольцо своих рук и поцеловал – не ласково и нерешительно, как я его, а жадно и властно, прижав меня к себе. Его губы взяли в плен мои, его язык бушевал в пространстве моего рта, словно я украла кусок его души, и он хотел ее вернуть. В поцелуе Джека я увидела всю вселенную – голубой жар звезд, рождение далеких солнц, жужжание и слияние атомов.

Вот так, в старом, красном амбаре у подножья горы Килиманджаро я нашла ускользающую магию, которую видела прежде лишь на страницах любовных романов. Она запорхала вокруг меня, словно новорожденная бабочка, и села на краешек моего сердца. Я затаила дыхание, боясь, вдруг она улетит и я больше никогда ее не найду.

Когда Джек поднял голову, у меня на горле сильно и учащенно пульсировала жилка. Джек заметил это, ласково провел по ней пальцем и заглянул мне в глаза.

– Родел, – снова повторил он мое имя.

Я пыталась скрыть бушевавший во мне ураган эмоций, но Джек что-то заметил и помрачнел.

– Пойдем со мной, – сказал он и взял меня за руку.

В нежном полусвете сумерек мы прошли мимо дома к гигантской акации, под которой я видела его в ту грозовую ночь.

– Все, кого я люблю, лежат здесь, – сказал он, показав на четыре надгробья у корней дерева. Его дед. Его отец. Его мать. Его дочь. – А вот мое место. – Он показал на траву рядом с могилой Лили. – Я тут родился и тут умру. Бог свидетель, бывали дни, когда я хотел быть с Лили, там, где она. Когда я познакомился с ее матерью, я был молод и наивен. Я думал, что у нас все как-нибудь образуется, наладится. Но немногие женщины созданы для жизни на ферме, вдали от всех и вся. Поначалу Сара увлеклась ею, потом кое-как терпела, потом возненавидела. Пропало все хорошее, что было у нас. Когда она уехала, я поклялся, что больше не стану никого подвергать таким испытаниям. – Он сунул руки в карманы и отвернулся от меня.