Дорога солнца и тумана

Закончив разговор, я вышла из кабинета. Во дворе все еще играли дети. Приехавшие со мной новенькие вышли из столовой и ждали, когда им выдадут новую форму. Они потащили меня к картонной коробке, изображавшей стол. На ней вместо тарелок лежали вырезанные из газет квадратики. Я села на табурет, а они мне понарошку налили чай в миниатюрную щербатую чашку.

– Асанте. – Я сделала глоток и помахала на рот рукой, словно обожгла себе язык.

– Мото сана! Очень горячо! – Они засмеялись и угостили меня невидимой едой.

Потом я угостила чаем соломенную куклу, сидевшую напротив меня. Тут на меня упала чья-то тень.

– Стоило мне отвернуться на секунду, а ты уже тут чаи распиваешь.

У меня перехватило дыхание. Этот голос был как бальзам на мое израненное сердце.

– Джек! Джек! – Детишки обступили его толпой.

– Ты опоздал, – ответила я, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Его рука была перевязана грязной тряпкой, на отросшей щетине запеклась кровь, губы разбитые и распухшие. Он стоял, прямой и неподвижный как доска, в покрытых пылью лохмотьях. Казалось, что у него свело судорогами все мышцы.

Никогда в жизни я не видела мужчины красивее.

Я бы бросилась к нему и обняла, но моя нервная система была так перегружена из-за радостного шока, что я просто сидела, держа игрушечный чайник.

– Моя подружка мне изменила и не пришла на свидание, – ответил он, сел напротив меня на детский стульчик и посадил на колени куклу. Он сказал это, но его глаза говорили другие слова.

«Ты молодец.

Ты все сумела.

Господи, дай мне просто поглядеть на тебя».

Так мы и сидели, глядя друг на друга через перевернутую картонную коробку, а вокруг нас бегали дети. Джек разжал мои пальцы, взял у меня чайничек и налил понарошку две кукольные чашки. Я взяла одну, он другую, и мы молча чокнулись ими. Это был наш тост. Мы понарошку ели, понарошку пили. Воздух гудел вокруг нас, тяжелый от невысказанных слов, а мы даже не могли пошевелить языком.

– Я думала… Я думала, что ты… – Слеза упала на картон, словно дождевая капля.

– Тс-с-с. Ты здесь. Я здесь. Все так, как и должно быть.

– Джек, Бахати…

– С ним все нормально. Он в машине, там, у ворот. У нас все хорошо. – Он встал и протянул ко мне руки. – Иди сюда, моя сладкая. – Его голос звучал хрипло от желания.

Джек Флиггин Уорден. Он уцелел, выжил. И Бахати тоже.

Я врезалась лицом в его грудь, возможно, с излишним энтузиазмом, потому что он тихонько охнул.

– Ой, прости. Тебе боль…

– Замолчи, Родел. – Он завладел моими губами, и его поцелуй зазвенел в моих венах.

Мои руки обвились вокруг его шеи; я таяла от его жара. Я хотела исцелить нежнейшими поцелуями все раны на его губах, зализать языком все ссадины и ушибы. Я хотела любить его, словно он был частью меня самой.

– Мисс Эмерсон? – Я оторвалась от его губ и обнаружила, что на нас, подняв брови, глядела Джозефина Монтати.

– Простите. – Я кротко улыбнулась ей. На нас с радостным интересом смотрели дети. – Мои друзья уцелели. Оба. Я так счастлива!

– Я вижу. Рада, что у вас все закончилось благополучно, – сказала она Джеку.

– Сейчас мы зайдем к вам и заполним документы. – Я кивнула на пачку листков в ее руке. – Вы можете дать нам несколько минут?

– Конечно. Я буду у себя.

– Нам? – переспросил Джек, когда она ушла. – Мне нравится, как ты втягиваешь меня в эти дела. Я не уверен, что мое участие ограничится заполнением нескольких бланков. – Он сжал свои ободранные до крови костяшки пальцев.

– Что ж, я не выпущу тебя из поля зрения. Но прежде всего я хочу видеть Бахати. И хочу услышать в подробностях, как все случилось.

– Случилось то, что К.К. и его придурок начали меня месить. – Джек взял меня за руку, когда охранник открыл для нас ворота.

– Да. Тогда я была еще недалеко, – ответила я и подумала, что моя рука до смешного радуется его руке. И мое сердце тоже счастливо. – Переходи к приятному. Ну, когда ты разметал их обоих и дал им по заднице.

– Вообще-то все не совсем так. – Он засмеялся. – Я лежал на спине, уверенный, что мне конец, когда они вдруг заспорили. К.К. злился, потому что велел этому парню бежать к машинисту и остановить поезд, а теперь поезд был уже далеко, и дети уезжали от них. Тот орал, что он вернулся спасти К.К., когда увидел, что я одолеваю. Тогда К. К. заорал, что он не нуждается ни в чьей помощи и что это просто неуважение к нему.

Между тем я лежал на земле возле машины Бахати. Дверца была распахнута, после того как они вытащили его наружу, и что я увидел? Сумка Бахати – та, которую он использует, когда надевает полное одеяние масаи в «Гран-Тюльпане». Она упала с сиденья на пол; из нее торчало копье. Пока К. К. и его дружок ругались, я тихонько подполз к нему.