Поцеловав Зо, я стал другим. Не могу есть, спать, думать. Пытаюсь читать, но строчки в книгах дрожат и расплываются. Ставлю фильмы, но не могу врубиться в то, что происходит на экране. Когда мама приходит с работы, я якобы уже сплю, а на самом деле просто лежу в темноте. Не могу даже сидеть за компьютером. Меня страшит, что я найду новое письмо от Мерфи, в котором меня просят опять отужинать с ними, или прислать еще письма, или сделать и то, и другое. Они не контактировали со мной с того самого вечера. Может, они наконец получили то, что им было нужно. А может, я им надоел.
А ведь я именно этого и хотел, верно? Я все время твержу себе это. Но почему тогда я чувствую нечто, очень похожее на разочарование? План, если его можно так назвать, был таков: дать Мерфи утешение, какое я только способен им дать, а потом зажить своей обычной жизнью.
Автобус трясется на ухабах. Представляю на мгновение, что он падает с обрыва. К несчастью, в городе нет обрывов. Может, он вместо того рухнет с Ксейвер-бридж. Или же заедет под слишком низкий путепровод. И никаких забот.
Слабое утешение, что я испытываю от подобных фантазий о смерти, перекрывается чувством вины. Коннор Мерфи действительно мертв, а я сижу тут и притворяюсь, будто тоже хочу расстаться с жизнью. На самом деле я не хочу умирать. Я окончательно уверился в этом. Просто мечтаю о том, чтобы жизнь на какое-то время, на день или даже всего на несколько часов, стала гладкой. У меня никогда не получалось просто плыть по течению. Люди вроде Рокса могут расслабиться и позволить потоку нести их. Я же постоянно нахожусь на грани того, чтобы утонуть.
Автобус дергается и останавливается, мы всем скопом вываливаемся из него. К счастью, я не видел в школе Зо. Я пытался избегать ее, и, думаю, она делала то же самое. И все же я боюсь, что вот заверну за угол – и столкнусь с ней. И знаете, что на самом деле забавно? Это когда твои нервы столь напряжены, что пот с ладоней течет по ручке и добирается до бумаги, и она становится такой влажной, что если ты собираешься написать следующее слово, то случайно рвешь ее кончиком ручки. Лучше не придумаешь.
Я слишком погружен в свои мысли и не сразу замечаю какую-то суету впереди. Ученики расступаются, чтобы пропустить товарный состав в лице мисс Бортел. Она стремительно идет по коридору с картонной коробкой в полных руках. Вслед за ней семенит директор Ховард.
– Так будет только хуже, Бонни. Это школьное имущество.
– Нет, это
– Бонни, пожалуйста.
Мисс Бортел поворачивается к директору Ховарду:
– Джон, приготовься к тому, что я надеру тебе задницу в суде.
У нас у всех одновременно отваливаются челюсти при виде того, как мисс Бортел идет на парковку и садится в черную спортивную машину.
Директор Ховард с натянутой профессиональной улыбкой просит нас пройти в школу. Но мы не можем забыть того, что только что видели. А что именно мы видели?
Уже вчера я заметил, что за ланчем на меня пялится меньше народу, чем в тот день, когда впервые разлетелись новости обо мне и Конноре. Лишь иногда кто-то пробегает глазами по моему лицу. Может, эти взгляды нацелены и не на меня. Трудно сказать.
Осматриваю класс так скрытно, как только могу, и замечаю Сэма. Моего собрата по одиночеству. Он сидит на другом конце столовой. А ведь последние несколько дней сидел за моим столом. Мы даже немного болтали. То есть несколько раз сказали друг другу «Привет». Мы с ним – одного поля ягоды. Оба приносим ланчи из дома. Оба предпочитаем быть предоставленными самим себе. Оба не можем найти в столовой места получше. Оказывается, я был не прав насчет последнего. Даже у Сэма есть выбор.
Возвращаюсь к своему сэндвичу. И опять чувствую разочарование. Я привык к тому, что меня не замечают. Не хочу, чтобы кто-то таращился на меня, когда я ем. И, значит, я должен чувствовать облегчение, правда? Но получается, что для разнообразия мне было в некотором роде приятно, хотя и несколько некомфортно, когда на меня смотрели.
Гадаю, как проходил ланч у Коннора Мерфи. Где он сидел? С кем? Что ел? Я никогда не обращал на это внимания. Точно так же никто не обращает внимания на меня.
Достаю телефон, чтобы хоть чем-то заняться. Прокручиваю ленту. Большинство новостей – о сексуальных скандалах знаменитостей и о грядущих выборах. На уик-энде будут показывать фильм, который мне интересен, но это – третья часть трилогии, а первые две я не видел.
Вокруг меня звучат голоса, сотни голосов, и они, накладываясь друг на друга, словно образуют стену. И я не могу пройти сквозь нее. То, что я держу в руке, – единственный способ узнать, что происходит в моем собственном мире.
Согласно телефону, главные школьные новости вертятся вокруг одного лишь имени. Что неудивительно. Но это не то имя, которое я привык видеть.
Захлопываю шкафчик, а Алана Бек уже поджидает меня. Моя грудная клетка едва удерживает подпрыгнувшее сердце.
– Господи. Ты напугала меня, – говорю я.
– Мне нужно кое-что показать тебе.