– Чувак. От тебя прутся мамашки.
– Хватит.
– Просто констатирую факт. Но, честно говоря, мне тоже положено какое-то экранное время. Это будет справедливо. Как насчет нескольких видео с прохожими для кампании по восстановлению сада? Мне на день рождения подарили классную камеру.
– Думаю, мы с Аланой все сделали для того, чтобы начать собирать деньги. Но если я еще что придумаю, то дам тебе знать.
– Понял. – Джаред смотрит вниз на тротуар. – Эй, держу пари, Зо счастлива, что тебе сняли гипс.
– Да уж.
– У нее наверняка портилось настроение из-за того, что она постоянно видела имя брата на руке своего бойфренда, верно?
– Я не ее бойфренд. Сам толком не понимаю, какие у нас отношения. – Все время я гадал, кто мы друг другу, но у меня имелись лишь довольно невнятные догадки на этот счет.
– Можешь не слишком беспокоиться из-за Зо, братан, – говорит Джаред, вынимая из кармана ключи от машины. – Единственная вещь, по поводу которой тебе действительно стоит париться, так это сад для Коннора. Потому что если мы что и знаем о нем, так это то, что мальчик любил деревья. Или подожди,
Я уже привык к его туповатому юмору, но последний выпад кажется мне грубее прежних. И я убеждаюсь в этом, когда вижу, что он спешит к своей машине без меня. Похоже, он не собирается подвозить меня до дома.
Выхожу из фитнес-центра и иду к автобусной остановке, стараясь не думать о том, что и как сказал Джаред, но мне это не удается. Через короткое время противная тяжесть возвращается, распространяется по всему телу, и мне становится трудно волочить ноги по тротуару.
А затем, находясь в таком вот состоянии, я ощущаю внезапный холодок в затылке – такое впечатление, будто за мной кто-то идет. Оглядываюсь и проверяю. Но вижу лишь пустую вечернюю дорогу.
Я следил за ним. Не мог ничего с собой поделать. Сначала из простого любопытства, а теперь – это нечто иное. Каким-то безумным образом я почти чувствую, будто мы с Эваном действительно были друзьями. О нашей с ним дружбе столько говорят, что я начинаю в нее верить. Кто знает? Может, в какой-нибудь альтернативной вселенной так оно и было.
Не то чтобы у меня был какой-то опыт в этой области. По правде говоря, я всю жизнь был один. До тех пор, пока не встретил Мигеля. Так его звали. Иногда просто М. Никогда Майком.
(Мне по-прежнему хочется видеть его, но я сдерживаю себя. Что толку снова проходить через такое?)
Когда мы были в десятом классе, то учились в Ганновере. В школе для мальчиков. Я думал, мне будет ненавистно такое положение дел, но на самом деле жизнь стала проще. (Я оцениваю мои отношения с девушками как нечто между «Очень неудовлетворительные» и «Затрудняюсь ответить».) Это стало началом моей новой жизни, столь необходимой. В обычной школе я не мог избавиться от предвзятого мнения о себе. В Ганновере же стал другим человеком. Незапятнанным.
И никто не мог заставить меня поверить в это так, как Мигель. В первую неделю учебы мы сидели вместе на уроках биологии. Я пробормотал какую-то дурацкую шутку про гены, и он неожиданно рассмеялся. Они казались нормальными, наши взаимоотношения. По крайней мере, именно так я всегда воспринимал их.
Он знал понемногу обо всем. Мог говорить о вещах, на которые я никогда не обращал внимания: о криптовалюте и щелочной диете. Цитировал людей, о которых я ничего не слышал: Нитцше и Дэвиса Седариса. Слушал исполнителей, которых я не знал: Perfume Genius и War on Drugs. Задавал вопросы, которые не приходили мне в голову: кто разрушил седьмой корпус ВТЦ одиннадцатого сентября? Переживут ли люди закисление океана? Где все птенцы голубей? Он мог подобрать дозу таблеток так, чтобы они уносили вверх, а не вниз.
Он сказал мне, что я – невинный. Что противоречило моему представлению о себе, но в душе я считал это правдой. Он увидел меня прежде, чем я увидел его.
Он оказался первым человеком из моих знакомых, кто открыто и гордо признавал себя геем. (Я же был кем-то промежуточным. Постоянно меняющимся. Думал и о девушках, и о парнях. И в то время только начал претворять свои мысли в действия.)
Мы немного тусовались в школе. А после школы становились дуэтом. Шли в центр города. Грелись в книжном магазине. Наблюдали за скейтбордистами в Центре Эрвина. Я ждал его у булочной, где он подрабатывал. Мы вместе относили непроданные багеты его кузине. Дело кончалось тем, что мы сидели на скамейке и крошили хлеб птицам, сожалея о том, сколько всего в мире тратится впустую. Иногда мы вели подобные разговоры в автобусе. А в другие вечера – на диване у него в гостиной. Его мама приходила домой и устраивала нам пир. Я уходил поздно, с полными животом и головой. (И сердцем тоже.)
А затем однажды во втором семестре он впал в панику. У него нашли травку. Впервые его уверенность дала сбой. Я постарался преуменьшить значение этого.