Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Сего утра сошла я к завтраку, имея сердце угнетенное всем тем, что мне Анна рассказывала вчерашнего дня после обеда. Надеялась я найти случай говорить о том моей матери, ласкаясь внушить в нее к себе несколько жалости; и для того намерена была идти за нею в ее горницу. Но несчастью несносной Сольмс сидел между ею и моею сестрою с некоторым видом уверительности, которая взглядами его тронула меня чрезвычайно и показалась обидною. Ты знаешь, любезная приятельница, что ни что в отвратительном человеке не может быть приятно.

если бы остался он на своем месте, то все бы прошло спокойно; но гнусное то животное вздумало вставши пойти к тому стулу, которой Стоял подле того места, где я сидела; я старалась его от себя удалить, под видом будто бы очищала место для себя, и села показывая великую досаду и неудовольствие. Ни что остановить его было не в состоянии, человек сей уверен в себе с лишком много; смел и дерзок. Я удивилась и ужаснулась видя его подвигающего свой стул ко мне ближе, и помещая на нем гнусную свою особу. Все слышанное мною представилось тогда моему воображению; и поступок сей столько мне был несносен, что я пересела на другой стул. Признаюсь, что ни как не могла скрыть в себе моей досады; а сим подала брату моему и сестре великие выгоды над собою, чем они воспользоваться и не преминули. Однако ж проступок сей учинен против моей воли, и я иначе не могла ничего сделать; или лучше сказать, не знала сама что делала.

Приметила я, что брат мой в великом находится сердце. Когда он бывает сердит, то всякому сие из лица его приметно. Кларисса! сказал он мне жестоким голосом. Братец, отвечала я поклонившись ему с великою учтивостью. Я трепетала. Первое мое движение состояло в том, что подвинула я свой стул к зеркалу гораздо ближе, и на него села. Лице мое тогда в чрезвычайном огне пылало.

Раздавай чай, сказала мне мать моя; сядь подле меня, любезная дочь, и потчивай нас чаем.

С великою охотою пошла я на тот стул, которой был оставлен презрительным тем человеком. Ласковость матери моей привела меня несколько в себя и успокоила. Во время завтрака сказала я г. Сольмсу слова два единственно в угодность моему отцу. И гордые души бывают иногда снисходительны, сказала мне сестра моя тихим голосом показывая вид торжества и презрения; но я притворилась, будто бы слов ее не слыхала.

Мать моя была самая благосклонность. Я спрашивала ее: нравится ли ей чай? она отвечала мне на то с ласковостью, называя любезною своею дочерью. Такое ободрение несколько меня возгордило; я ласкала себя, что от отца моего не будет мне никаких предложений; по тому что и он говорил со мною ласково и благосклонно. Теперь остановлюсь я при некоторых небольших подробностях, которые однако ж доведут нас и до больших, как ты то сама увидишь.

Перед окончивнием завтрака отец мой вышел, вызвав за собою мою мать, сказывая ей, что сообщит ей нечто нужное. сестра моя и тетка оставшись несколько времени с нами также из глаз наших скрылись.

Брат мой сказал мне презрительным голосом вставая со своего стула; постой сестрица! я покажу тебе одну редкость за которою теперь схожу. Выговорив сие вышел и запер дверь за собою…

Начинала я понимать, к чему все сии приуготовления клонились. Я встала; мерзавец стараясь произнести несколько слов встал также, и начал приводить в движение кривые свои ноги, чтобы подойти ко мне по ближе. Признаюсь, любезная приятельница, что все для меня в нем противно и несносно. Пойду сказала я ему, избавить брата моего от труда принести мне свою редкость; прощайте, государь мой! он стоял разинув рот и старался меня оставить; однако ж я вышла за моим братом, которого увидела идущего с моею сестрою в сад, хотя время было и очень дурно.

Едва только вошла я в свой покой, как думала послать Анну к моей матери, просить позволения прийти к ней для некоторого с нею переговора; и спустя несколько минут горничная ее девушка Хорея пришла за мною проводить меня в ее кабинет. Анна сказала мне притом, что отец мой лишь только теперь от нее вышел с лицом гневным и сердитым. Тогда почувствовала я в себе от посещения сего столько же страха и опасения сколько прежде имела на то желания.

Между тем я сошла, и подходила к горнице моей матери с великим трепетом и дрожанием сердца.

Мать моя приметила во мне мое замешательство; садясь на стул простерла она ко мне свои руки и сказала мне с приятною улыбкою; Поди ко мне, дочь моя! к чему в тебе такое смущение? Сия ласковость и благосклонность усугубили во мне мои страхи, но мать моя старалась меня успокоить.

Дражайшая родительница! сказала я ей бросившись в ее объятия, и прижавши к ее грудям мою голову.