Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Дочь моя! любезная дочь! отвечала она мне; удержи твои ласкательства, и дай мне с тобою изъясниться. Слезы мои текли по ее груди, и я также чувствовала шею мою омоченную ее слезами. Какая была нежность во всех ее выражениях! встань любезная Кларисса! говорила она; дай мне видеть лице твое, которое для глаз моих всегда мило и приятно. Ах! любезная дочь! дочь моего сердца! от чего происходят сии рыдания и вздохи? Не ужели устрашающая тебя должность приводит в такое движение, прежде нежели ты меня успела выслушать…? Однако ж я рада тому, что ты предугадываешь наперед то, что я говорить намерена с тобою; ты избавляешь меня от затруднения открыть тебе то, что и для меня самой тягостно чрезвычайно.

Потом вставши подвинула к своему стулу другой, и приказала мне на него сесть. Я. утопая в слезах и страшась всего слышанного, произносила только одни вздохи. Подвинула она стул свой к моему еще ближе, обняла меня, и прижимая лице мое к своему сказала: дай же мне выговорить, когда сама говорить не можешь; слушай.

Ты знаешь, любезная дочь! с каким терпением сношу я все, чтобы только восставить между нами мир и согласие. Отец твой весьма милостив и снисходителен, имеет преизрядные намерения; но ни в чем не хочет видеть противоречия. Примечала я иногда твое обо мне сожаление, когда принуждена я была ему во всем уступать.

Слабость сия делает ему очень мало чести; но мою увеличивает гораздо более; однако ж если бы я могла его удержать, то не желала бы никак иметь лучшей сего выгоды, которая для обеих нас дорога чрезвычайно. Ты будучи девица почтенная, разумная, добродетельная, не захочешь никак умножать мои затруднения, и не пожелаешь поколебать то спокойствие и тишину, которые мать твоя с стольким трудом едва сохранивет. Повиновение лучше всякой жертвы. Ах! любезная Клари! обрадуй мое сердце, сказавши мне, что страхи мои напрасны. Вижу ясно, в какое привожу тебя смущение и замешательство; вижу в каком смятении твое сердце; но оставлю тебя на несколько времени в покое; не отвечай мне теперь ничего; ибо в сие время бросилась я перед нею на колена с распростертыми руками, стараясь ей ответствовать. Я не приготовилась к твоим жалобам; но даю тебе время собраться с мыслями, и прошу тебя употребить материнскую мою горячность в свою пользу.

Сказавши сие, вышла тотчас в другую горницу отирая свои слезы. Я также в слезах утопала, и огорчительные движения моего сердца соответствовали совершенно всем моим предчувствиям.

Мать моя возвратилась с большею против прежнего твердостью. Я стояла еще на коленах, преклонив голову к тому стулу, на котором она сидела. Взгляни на меня, любезная Кларисса! перестань огорчаться. Нет, нет, дражайшая родительница! нет… вставши хотела я продолжать; но она предупредив меня, подняла с коленей и начала наперед сама следующим образом: нет нужды в таком уничижении; надлежит повиноваться; надобно сгибать сердце; а не колени; дело уже решено совершенно; и так приготовься принять твоего отца так, как должно, и как он того желает; вообрази себе, что от той четверти часа зависит спокойствие моей жизни, удовольствие всей фамилии, и собственная твоя безопасность относительно сильного человека. Наконец, приказываю тебе, ежели ты уважаешь мое благословение, решиться быть за господином Сольмсом.

Слова сии поразили сердце мое смертельным ударом; я упала без чувств и памяти; пришедши в себя увидела, что нахожусь между наших женщин; шнурованье на мне было распорото, и лице мое покрыто полотенцем, намоченным крепкими духами. Матери моей тут не было. Правда, что если бы оказано было мне снисхождения и ласковости меньше, и если бы несносное мне имя не коснулось моему слуху, или бы сказано мне было не с такою решительностью, то могла бы я еще несколько в силах моих поудержаться. Но каким образом услышать из уст любимой и почитаемый мною матери то, что я должна быть супругою г. Сольмса, или лишиться ее благословения.

Пришла за мною Хорея в другой раз, и сказала мне, что мать моя чрезвычайно беспокоится о случившемся со мною происшествии, и ожидает меня к себе, лаская себя надеждою в моем повиновении. Я никакого ей не дала на сие ответа; и чтобы могла сказать? опершись на руку моей Анны, пошла в свой покой, и там предалась течению горестных моих мыслей и воображений.

Между тем вошла ко мне моя мать. Радуюсь, говорила она входя, что имею случай прийти в твою горницу. Но не смущайся, Клари! и не беспокойся; не уже ли не почитаешь меня своею нежною и снисходительною матерью? не огорчай меня твоим огорчением; не причиняй мне прискорбия, когда я намерена подать тебе утешение. Пойдем, любезная дочь! в книжной твой кабинет.

Взявши меня за руку, посадила подле себя; и осведомившись о моем здоровье, сказала мне после многих околичностей, что расположение всего того дела взяла она с отцом моим на себя. Но выслушай меня наперед, продолжала она со вниманием; после того дам я тебе говорить свободно. Тебе не безызвестно, какая причина и предмет посещений г. Сольмса.

Ах? матушка…