Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Г. Ловелас, сказала бы я (не находя никого менее смеха достойным, по глупой его гордости, которая принуждает его желать некоего торжества над достоинством своей жены,),,я лишалась для тебя всех друзей в свете, какою должна я себя почитать относительно вас. Я о всем обстоятельно. Вы принудили многих особ думать, против моей воли, будто я вышла за муж. Инные знают, что я еще девица, и я никогда бы не желала, чтоб кто ниесть почитал меня инною. Думаете ли вы, чтоб удобнее было сохранить доброе о себе имя, живя с тобою в одном доме? Вы говорите мне о доме Гжи. Фретчвиль; если сия женщина не доумевает и в собственных своих намерениях: то какая мне нужда в ее доме? Вы обещали доставить мне сообщество двоюродной вашей сестры Монтегю: если умыслы моего брата к сему вас понуждают; то дабы не самим вам сделать ему о том предложение, можете вы к нему писать. Я настою твердо в сих двух пунктах. Хотя ваши родственники на то согласятся, хотя и нет; но сие для меня будет равно, если и они о том равномерно судят.

Таковое объяснение конечно споспешествовало бы твоим делам. Есть множество средств, любезная моя, кои бы ты нашла в какое ниесть другое время в подобных сим обстоятельствах. Он по природной своей наглости конечно не захочет, чтоб думали о нем, что он имеет нужду с кем ниесть советовать. Следственно он будет принужден изъясняться, и если изъяснится по чистой совести; то ради Бога не делай никакой отсрочки. Назначь ему день, и чтоб сей день не весьма был далек. Сим бы ты учинила противное своему достоинству и своей чести, позволь мне так сказать, когдаб те изъяснения не столь были справедливы, как надлежало; то тем он подаст причину сомневаться о его намерениях, и подтверждениях, которые принудили бы меня презирать вечно его, если он их учинит необходимыми. Вспомни, любезная моя, что излишняя умеренность изменила тебе уже раза с два или еще более в таковых случаях, которых бы ты не должна была упущать. Что касается до статей; то когда они не основательны я бы оставила их на собственную его волю, и на власть его фамилии. Тогда бы все твое замешательство кончилось.

Вот в чем состоит мое мнение. Сделай в нем такие перемены, кои будут приличествовать обстоятельствам и следуй своему рассуждению. Но по истинне, любезная моя, я бы сделала то, что тебе советую, или что нибудь сему подобное, и я нимало не колеблюсь подписать при оном свое имя.

Анна Гове.

(Записка присоединенная к предъидущему письму.)

Я хочу сообщить тебе мои печали, хотя ты и собственными своими прискорбиями весьма отягчена. Я должна тебя уведомить о любопытнейшей новости. Дядя твои Антонин вздумал жениться. Но отгадай на ком? на моей матери. Ничего нет вернее сего. Твоя фамилия о том уже знает… Тебя почитают тому причиною с великою при том злостью, а тот старой хрычь никакого другого извинения в том не приносит.

Не давай знать, что ты о том уведомлена, и боясь могущей от того произойти опасности, не напоминай мне о том даже и в своих письмах.

Я не думаю, чтоб безумное сие намерение могло совершится, но это для меня весьма хорошей случай поссориться с моею матерью, хотя до сего времени я не могла того улучить; но не сомневайся, чтоб по некоем времени не учинила оного в Лондоне. По первым еще знакам ободрения, которые я надеюся узнать с ее стороны, я разпрощаюсь с Гикманом; сие весьма вероятно. если моя мать меня огорчит в столь важном пункте; то я не усматриваю для себя никакой причины обязать ее и в другом. Не можно думать, чтоб ее намерение было единая токмо хитрость, дабы принудить меня поспешить к моему бракосочетанию. Я повторяю, что прекрасной сей умысел не может совершиться. Но сии вдовы весьма странны; не щитая того, что они стары или молоды, все очень бывают веселы, когда оказывают им почтение и удивляются. Наипаче в таких летах весьма для матери приятно видеть себя приведенною в одинакое положение с своею дочерью! я весьма была огорчена тем видом удовольствия, которой появлялся на ее лице, когда она сообщала мне оные предложения. Однако она притворившись говорила мне о том, как будто о такой вещи, которая мало ее трогала.

Сии престарелые люди, хотя довольно дряхлы, но нимало оного не примечают, и не успеют еще принять свои предприятия, как уже и торопятся объявить другим свои намерения. Словом, богатство твоего дяди весьма много побуждает к тому мою мать. Присовокупи к тому дерзкую дочь, от которой без сожаления хотят освободиться, и память того отца, которой не много ее занимал. Но пусть один успевает в деле, если имеет милость, а другая его в том ободрять будет. Посмотрим, посмотрим. Однако я надеюсь, что тем избавлюсь всякого страха.

Прости меня, любезная моя. Я весьма тем оскорблена. Может быть ты меня почтешь виновною, и для того я не подпишу моего имени в сей записке. И другие руки могут также подходить на мою. Ты вить не видела, как я писала.

ПИСЬМО CLXVIII.

КЛАРИССА ГАРЛОВ К АННЕ ГОВЕ.

В Понедельник по полудни 15 Маия.