Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

А как он ожидает столь же верно, как и я, что сего дня получу он тебя письмы; то и думаю что его отсутствие не будет продолжительно. И конечно по возвращении своем, он примет вид важной, привлекательной, и если ты хочешь, вид властительный. А я, не должна ли тогда принять на себя вида покорного, преданного, и стараться, с изъявлением уважания, вкрасться в его милость, просить у него прощения, если не словами, то по крайней мере потуплением глаз, что не справедливо содержала его в такой от себя отдаленности? Я без сомнения должна сие сделать. Но должно сперва испытать, пристала ли мне сия роля. Ты часто насмехалась излишней моей кротости. И так! должно стараться быть еще кротчайшею. Не сие ли твое мнение…? О любезная моя!

Но я хочу сесть, положить руки на крест, решиться на все; ибо я слышу что он уже идет… или побегу я к нему на встречу, и скажу ему свою речь в тех самых выражениях, которые ты мне предписала.

Он пришед приказал просить у меня позволения со мною видеться. Доркаса сказала, что все его движения изъявляли нетерпеливость. Но мне невозможно, так, мне невозможно с ним говорить.

В понедельник в вечеру.

От чтения твоего письма, и печальных моих рассуждений не могла я его принять по надлежащему. Прежде всего спросил он Доркасу, не получила ли я какого письма в его отсутствие. Она ему отвечала, что я получила, что я не преставала с того времени плакать, и что я еще ничего не ела.

Он тот час приказал ей ко мне войти, и просить у меня с новыми усилиями позволения меня видеть. Я отвечала, что я не весьма здорова, что завтра по утру я с ним увижусь, когда бы ему угодно ни было.

Не оказала ли я сим своей покорности? не кажется ли оно и тебе таковою, любезная моя? Однако оное не приняли за покорность. Доркаса мне сказала, что он с великою досадою потер себя по лицу, и что прохаживаясь по залу, от вспыльчивости проворчал несколько слов.

Спустя с полчаса, он прислал ко мне сию девицу, приказавши ей просить меня, как можно допустить его со мною отужинать, обещаясь не говорить ни о чем кроме того, что мне самой заблагорассудится. И так я была бы свободна, как ты видишь оказать ему сие почтение, но я просила его меня извинить. Как ты думаешь, любезная моя? глаза мои наполнились слезами. Я почувствовала великую слабость. Мне было невозможно, содержа его несколько дней во отдаленности, вдруг войти с ним, с обыкновенною вольностью, в разговор, к коему я принуждена была совершенным оставлением моих друзей, и по твоему совету.

Он мне тотчас приказал сказать, узнав что я еще не ела, что он покорится моим приказаниям, если я согласна скушать с ним цыпленка. Вот сколь он милостив, даже и в гневе. Не удивляешься ли ты тому? Я ему обещала то чего он желал. Вот уже и приготовление к покорности. Я действительно почту себя весьма счастливою, если найду его завтра в расположении меня простить.

Я сама себя ненавижу. Но я не хочу быть обижаемою. Нет, я не хочу быть таковою, что бы от того не случилось.

ПИСЬМО CLXXIX.

КЛАРИССА ГАРЛОВ К АННЕ ГОВЕ.

Во вторник 16 Маия.

Кажется, что мы же несколько примирились; но сие произошло чрез некую бурю. Я должна изъяснить тебе подробно сие происшествие.

В шесть часов утра я ожидала его в столовой зале. Я легла спать, находясь в весьма худом состоянии, да и встала не весьма здорова: но я не ранее семи часов отперла свои двери; тогда Доркаса пришедши предложила мне с ним свидеться. Я сошла в низ.

Он подошед ко мне взял меня за руку, когда я ввошла в зал: Я не ранее двух часов лег в постелю, сударыня, однако во всю ночь не мог сомкнуть глаз. Ради Бога, не мучьте меня так, как вы то делали во всю неделю. Он остановился. Я молчала. Тогда, продолжал он: я думал что ваш гнев за столь малое любопытство не мог быть чрезвычаен, и что он сам собою пройдет. Но когда вы мне объявили, что он продолжится до того изъяснения, которого вы ожидаете от новых открытий, коих следствия могут меня лишить вас навсегда; то как же могу я снести одну мысль, что учинил столь слабое впечатление в вашем сердце, не смотря на соединение наших выгод?

Он еще остановился. Я продолжала молчать. Он сказал: я познаю, сударыня, что природа одарила меня гордостью.

Мне весьма простительно, что надеяся получить некой знак благосклонности и предпочтительности со стороны той особы, которой принадлежать за все свое благополучие считаю, чтоб ее выбор не был произведен в действо, по злобе собственных ее гонителей и непримиримых моих врагов.