Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Клянусь великим судом, сказал он мне, [взявши меня за руку с такою силою, что мне весьма стало больно,] что он рожден для меня, а я для него; я буду принадлежать ему, я буду его женою, хотя б ему сие стоило и вечного спасения.

Сие насилие привело меня в великой страх. Оставьте меня, г. мой, или хотите, чтоб я ушла. Как! поступать столь язвительным образом, какуюже страсть сия изъявляет предпочтительность.

Вы меня не оставите, сударыня; нет. Вы не покините меня во гневе.

Я опять приду, г. мой, я вам обещаюсь придти опять, когда вы оставите свой гнев, и не столь будете обижать меня.

Он позволил мне выдти. Я столь была ожесточена, что пришедши в мою горницу, весьма горько плакала.

По прошествии получаса он написал ко мне записку, оказывая во оной сожаление о своей вспыльчивости и нетерпеливости, в которой он находился, дабы со мною опять видеться.

Я склонилась на его просьбы, не имея никакого другого способа, я склонилась. Он всячески предо мною извинялся. О любезная моя! Что бы ты сделала с таким человеком каков он, будучи в моем состоянии?

Он узнал опытом, сказал он мне, что сие не инное что было как бешенство. Он признался, что почитал себя лишенным ума. Но претерпевши столько мучения во всю неделю и потом слыша от меня токмо о уважениях учтивости, когда уже он надеялся от благородства моего сердца…

Надейтесь, чего вам угодно, прервала я его речь, я вам повторяю, что не думаю, чтоб мы были созданы один для другого. Вы ввергли меня в сие замешательство. Мне токмо остается единая приятельница Анна Гове. Я не скрою от вас истинных моих чувствований; я против моей воли была принуждена принять от вас покровительство, в тех опасностях, которых я имела страшиться от моего брата, которой еще не оставил своих хитростей, если я должна поверить в том уведомлениям Анны Гове. Ваше покровительство, то есть, покровительство такого человека, которой есть причнною всем моим несчастьям, припомните, что я к тому не подала никакой причины.

Я оное номню, сударыня. Вы столь часто мне то повторяете, что я ни как не могу забыть.

Однако, Г. мой, я вам одолжена сим покровительством, если к моему несчастью окажется оно необходимым в той надежде, что вы употребите все свои старания к предупреждению пагубных случаев. Но кто же вам препятствует оставить сей дом? Разве не могу уведомить вас в нужде? Кажется что гж. Фретчвиль не знает сама, чего она хочет. По истинне, здешные женщины со дна на день становятся учтивее; но я желала бы лучше иметь такое жилище, которое было бы приличнее моему состоянию. Никто не знает кроме меня какое для меня приличнее, и я решилась не быть во оном никому обязанною. если вы меня оставите, я с учтивостью разпрощусь с моими хозяевами, и удалюся в какое ниесть по близости города лежащее селение, в котором с терпеливостью ожидать буду прибытия г. Мордена.

Он может, сказал он мне, заключить из моих слов, что мой переговор с моею фамилиею был без успеха. Следственно он ласкался, что наконец я подам ему вольность предложить мне о тех статьях, к коим присоединил бы он договорное условие. Сие представление, которое уже весьма долгое время он учинить мне думал, и коего замедление произошло от различных случаев, за что он ни мало себя не укоряет, думал он сделать в то время, когда бы я вступила в новой мой дом, и когда бы он увидел меня столько же по-видимому независимою, какою я действительно была. Он просил у меня позволения изъяснить мне свои мнения, не для того, сказал он мне, чтоб получить на то скорой ответ; но дабы их подвергнуть моим рассуждениям.

Колебаться, краснеть, потуплять глаза; все сие не ясноли изображало мои мысли. Я вдруг вспомнила твой совет; решилась ему следовать, но усумнилась.

Он опять начал говорить, видя, что я не отвечала. Единый Бог свидетель его праводушия, и если смеет сказать, великодушных его намерений. Он просил у меня только той милости, дабы выслушать, что содержали в себе те статьи.

Не ужели нельзя достигнуть вдруг до того предмета, без всяких таких приготовлений? Есть множество вещей, ты то знаешь, в коих отказывают и в коих должно отказать, когда требуют позволения о них говорить; и когда во оных было уже отказано; то честность обязывает не отрекаться от своего слова; вместо того что вкравшись с небольшою хитростью, они могут заслужить более уважения.

Я почитала себя обязанною, если не вдруг оставить сию материю, то по крайней мере оную как нибудь обратить, в том намерении, чтоб не показаться тронутою угождением ему после того отдаления, в коем мы один от другого находились, и дабы избежать, следуя твоему совету, необходимости сделать ему отказ, которой мог бы еще более воспрепятствовать нашему примирению. В какую жестокость я приведена.