Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Он ищет вида, говорит она, к отсрочкам для почтения, которое должен оказать Милорду М… Так, глупая девушка. Когда человек не привык делать того, что должен; то не ужели должно, чтоб он никогда того не делал? Не довольно ли важен сей случай? Не довольно ли вся фамилия тем ласкается? Весьма справедливо говорит она девице Гарлов, что ты имела нужду в помощи друга; но будучи на твоем месте, я бы выцарапала глаза сему извергу, и оставила бы собственному его сердцу старание познать тому причину. Ну, Белфорд! не опускаешь ли ты рук от удивления? Потом называет меня презрительным и бесчестным человеком; а за что? За то что я желал, дабы завтра был счастливой день, и за то, что оказал уважение ближайшему моему родственнику.

Жесточае всего для женщины, продолжает она, быть принужденною принять такого человека, которого ее сердце презирает. Вот в чем бы я желал быть уверен. Я опасаюсь, чтоб моя красавица не была излишне уверена в своих совершенствах и превосходстве. Я трепетал чтоб действительно она не имела ко мне презрения. Я осведомился уже о том, и не могу сего снести; но я не намерен, Белфорд, довести мою любезную до столь жестокой крайности. Пусть лучше пропаду, нежели буду мужем такой женщины, которая бы подала причину искренной своей приятельнице сказать, что она меня презирает. Ловелас призираем! что ты о том скажешь?

Его кулак, которой он держал против своего лба, когда ты с гневом удалилась. [Это произошло в таком случае, в коем красавица, не была довольна моею горячностью, и всем тем, что ты захочешь. Я помню что сделал такое движение, но она тогда стояла ко мне спиною: сии неусыпные особы почти все составлены из глаз. Заметь ее желание,] его кулак для чего не сделался оружием в руках смертельного его неприятеля! Возми терпение, скрепись, Белфорд! день мой недалек. Я воспомню тогда все те обстоятельства, дабы более ожесточить мое сердце.

Но они обещаются изобресть средство извлечь жертву из моих рук, если я подам ей какую причину о себе подозреевать. Впрочем сей умысел меня беспокоит; сражение становится важным. Ты не будешь удивляться, если я последую по моим намерениям. Норрис пришел мне на мысль, Белфорд. Я не хочу, чтоб меня провели хитростью.

Еще повторяю, говорит она, ничто не может ее уверить, чтоб я мог или осмелился оскорбить ее честь. Но ее человек совершенной дурак: вот все, что она может о нем думать. Я был бы дурак, как она то говорит, еслиб думал о браке. Несмотря на сие, заключает она, при первом случае сделай из сего дурака своего мужа, и хота я опасаюсь чтоб он не был грубой дурак, каковы бывают и все те дураки, которые имеют разум и тщеславие; но прими его вместо наказания, поскольку ты не можешь его принять вместо награды. Как ты думаешь, Белфорд, сносно ли ето?

Но в том письме, которое я достал сего дня в то время, как моя любезная была в церкви, весь план девицы Гове открыт. Это письмо чрезвычайно трогательно, я тебя уверяю.

[Г. Ловелас написал здесь всю часть письма девицы Гове, которая содержит в себе ее намерение, что она склонит гж. Товнсенд подать убежище ее приятельнице до прибытия г. Мордена. Он клянется отомстить, наипаче за сии слова: еслиб он предпринял что ниесть такое, которое бы подвергло его жестокости законам; то ты счастливо его избыть можешь, или бегством его или веревкою, нет нужды чем ниесть.