Драмы

К и р а. Вы говорите неправду, Тимофей Николаевич. Он сам отказался.

Щ е р б а к (тихо). Уезжай отсюда. Сегодня же вечером.

К и р а (обнимает Щербака). Мы никогда не будем утешать друг друга, но мы всегда будем помнить, что вы отец, а я жена Николая. Пусть Тимофей растет здесь, среди товарищей Николая, моряков… Пусть будет таким, как они… как вы…

Щ е р б а к (заплакал). Не знаю… Прости за малодушие… Так горько, пожалуй, не было еще никогда…

Голос по радио: «Отбоя воздушной тревоги нет. Налет вражеских самолетов продолжается».

(Трясет Маккри.) Мистер! В убежище!

Маккри мычит и мотает головой во сне.

Безнадежно.

Щербак уходит с Кирой.

Голос по радио: «Говорит радиоузел гостиницы «Полярный Круг». Капитан-лейтенанта Дядичева вызывают на бригаду. Повторяю…» Маккри поднимается, мутным взглядом окидывает комнату, подходит к окну и грозит кулаком небу, откуда слышен густой, прерывающийся гул моторов. Находит на столе недопитую рюмку, выпивает, затем снова садится в углу. За дверью голоса Дядичева и Наташи. Маккри закрывает глаза. Входят  Н а т а ш а  и  Д я д и ч е в. Он снимает с вешалки свою фуражку.

Д я д и ч е в. Вызывают на бригаду… (Подходит к Наташе, обнимает ее и целует в губы.) Вот так!..

Н а т а ш а (отталкивает его). Отойдите!

Д я д и ч е в (показывая на Маккри). Он спит.

Дядичев хочет поцеловать ее, она отбегает за стол и берет в руки банджо.

Н а т а ш а. Если подойдете — тресну этой штукой.

Д я д и ч е в (разводя руками). Почему вы такая сегодня?

Н а т а ш а. Вы уходите в море, и вам странно, что девушки не венчают вас лаврами и не падают перед вами ниц? Я не военно-морской приз, товарищ капитан-лейтенант.

Д я д и ч е в. Напрасно вы так. Я ведь с чистой душой.

Н а т а ш а. И с пустым сердцем. Успокоились? Садитесь, поговорим.

Д я д и ч е в. Я должен бежать… Говорить некогда.

Н а т а ш а. Можно только целовать? Походя, наскоро, по пути.

Д я д и ч е в (растерянно). Я думал потом, после похода…

Н а т а ш а. Я уезжаю к папе. В Свердловск.

Д я д и ч е в. Черт знает что.

Н а т а ш а (вынимает из кармана разноцветный мундштук). Вы мне принесли табак?

Д я д и ч е в. Забыл. Хочу, чтоб вы бросили курить.

Н а т а ш а (прячет мундштук). Говорят, табак смягчает разлуку.

Д я д и ч е в. Наша разлука будет недолгой.

Н а т а ш а. Кто знает! Вдруг мне понравится в Свердловске, я останусь там. Папа подыщет жениха. Тоже какого-нибудь профессора. С бородкой.

Д я д и ч е в. Он будет ровно в пять возвращаться домой. По вечерам вы будете ему читать вслух романы Стивенсона. Он никогда не будет уходить в море. А вы будете вспоминать Север и плакать над Стивенсоном.

Н а т а ш а. Вряд ли. Не люблю романтики.

Д я д и ч е в. Это и заметно… А я то, дурень, сказал Кире, что вы будете здесь… Заботиться о ней, о мальчике…

Н а т а ш а. Вы очень любили Николая Щербака?

Д я д и ч е в. Когда он погиб, мне казалось, что это не он — я погиб… Ну, да вы не поймете все равно!

Н а т а ш а. Не пойму! (Подходит к нему, целует его долгим поцелуем.) Прощайте!

Дядичев хватает фуражку и убегает. Наташа провожает его. Маккри открывает глаза. Встает. Ищет, чего бы выпить, но бутылки на столе пусты.

М а к к р и (напевает). «Какая мутная вода в Гудзоне…» (Рассматривает портрет Николая на стене, затем вынимает пистолет и заглядывает в дуло.)

В дверях  К и р а  и  Н а т а ш а. Маккри не видит их. Он приставляет пистолет к сердцу.

К и р а. Что вы делаете!.. Что вы делаете…

Закрывается стена. Голос из репродуктора: «Отбой воздушной тревоги». Снова коридор перед номерами 21 и 19. По коридору идут  Л и д а  и  Э д  К е н е н.

Л и д а. Я готова. Куда мы?