– Да, и именно поэтому они не должны ее получить! – В голосе Элис звучала паника. – Спрячь ее в безопасном месте, в таком, о котором знаешь только ты!
– Уже поздно, – сказал я. – Прости. Ее украли. У меня лишь несколько страниц. Остальное у Долли, и она была в нашем доме вечером, искала недостающий кусок.
Элис закрыла глаза:
– Я боялась этого. Надеялась, что у нас еще есть время, но все случилось так быстро. Во всем виновата я. – Она горестно покачала головой.
– Тогда скажи мне, как это исправить! – Я чуть не плакал. – Должен быть выход.
– Добудь тетрадь. Спрячь ее. Затем надо найти моего отца. Спросить о проклятии… и как его снять.
– Вот где все это началось, – продолжила Элис. – И где должно закончиться.
– Как мне его найти? Ты ведь сама с трудом его нашла… – Я зажал рот рукой, поняв, как ошибся. Я все-таки сделал это. Необдуманно задал вопрос. – Прости! Я не хотел… Это вырвалось!
Элис посмотрела на меня со смесью гордости и печали:
– Не извиняйся, братик. Ты так хорошо справлялся, так умно. Но сейчас я могу ответить только на этот вопрос, а потом уйду. Под маминой кроватью спрятана шкатулка. Мама думает, что никому об этом не известно, но я знаю. Она хранит там вещи из прошлого. Загляни туда, там есть подсказка, как найти отца.
Еще одно слово пересекло лицо Элис, и она стряхнула его. Задом наперед оно приземлилось на зеркало, а затем перевернулось, как маленькая гусеница. «Камин», – прочитал я, и оно скользнуло куда-то, в глубь отражения. Не в силах удержаться, я обернулся и осмотрел пол, но, конечно, здесь ничего не было. Снова взглянув в зеркало, я успел увидеть, как слово исчезло под кроватью. Что за слова обступали мою сестру? Меня пронзила мысль: если Цыганка, Флейтист, Долли и кошка здесь, то не может ли Элис быть…
Комната позади Элис в отражении начала темнеть, как будто свет угасал. Над головой у меня замигала лампа. Моя рука все еще была прижата к стеклу. Я чувствовал, что оно становится теплее – неприятно горячим. Темнота в зеркале сгущалась, как дым, а слова плыли в воздухе, будто пепел.
– Элис, – беспомощно взмолился я. – Не уходи!
Элис покачала головой, такая же беспомощная, и я увидел: она что-то говорит. Но больше не слышал ее.
Безумные глаза, растрепанные волосы. Она стала почти тенью. Жар от стекла уже невозможно было выдержать. Я отдернул руку, раздался оглушительный хруст – мамино зеркало треснуло. Боясь, что оно рухнет, я отскочил, но почерневшее по краям стекло осталось на месте, отражая мое потрясенное лицо.
Элис исчезла.
Я все испортил. Если бы только я продолжал вести разговор с умом, если бы не забылся и не брякнул свой вопрос. Если бы.
Я уставился в треснувшее зеркало, сердце стучало, как грохочущие копыта. Что же за слова кружили над Элис в ее стеклянной тюрьме?
Камин?..
Повернувшись, я помчался вниз по лестнице. В гостиной присел на корточки перед камином – теперь я знал, что надо искать. Я вспомнил.
В камине все еще оставалась зола со вчерашнего вечера. Никто ее не выгреб. Я отодвинул ведро с углем и смахнул с пола выпавший пепел. Скомканный листок бумаги выкатился из угла, куда упал вчера.
Элис метила в огонь, но вышло иначе.
Я взял листок, разгладил и стал читать.
Творческий тупик