Другая Элис

– Сыграй ей, – сказала старуха. – Ту мелодию, которую играл минуту назад.

Он приложил флейту к губам и заиграл. Птица наклонила головку, прислушиваясь. Откуда она? Флейтист был уверен, что не из здешних краев.

– Продолжай играть, – прошептала старуха, поднимая крючок на дверце клетки.

Птица полетела через лес, своим пением вторя его мелодии. Флейтист слышал, как она кружит над их головами, затем в отдалении, звук крыльев стих, но пение продолжалось. Когда оно прекратилось, раздался знакомый голос. Голос Цыганки, откуда-то из-за деревьев.

– Не останавливайся, – сказала старуха и высоко подняла клетку.

Голос Цыганки прозвучал сверху, пронзительный и испуганный:

– Что со мной происходит? Почему я не могу…

Птица устремилась вниз и оказалась в клетке. Старуха закрыла дверцу, довольно переминаясь с ноги на ногу.

– Помогите! – закричала птица голосом Цыганки. – Кто-нибудь, помогите мне!

Флейтист перестал играть, когда из-за деревьев выбежала Цыганка. Ее глаза были широко раскрыты, она держалась за горло. Отбросив флейту, он кинулся к ней. Не урок, не безобидная маленькая шутка – это было жестоко и зло, и она была ужасно напугана.

– Хватит уже, – Флейтист повернулся к старухе. – Отпустите птицу…

Но они с Цыганкой были одни. Ни старухи, ни клеток, ни птиц. Все исчезли, забрав с собой голос Цыганки.

Знак на удачу

На этом глава заканчивалась. Читать оставалось много, но мои мысли были слишком заняты Цыганкой и Флейтистом, чтобы сосредоточиться.

Цыганка все так же неподвижно стояла у окна, когда я подошел.

– Я прочитал, – тихо сказал я. – Я знаю, как ты потеряла голос.

Неожиданно она схватила стоявшую у раковины чашку, развернулась и швырнула об стену. Осколки фарфора брызнули в разные стороны, я отшатнулся. Лицо Цыганки больше не было застывшим. В ярости она раскидывала все, что попадалось под руку. Я попятился, залез на койку и прикрыл голову подушкой.

С воплем «Она сошла с ума!» мимо пронеслась кошка. Хвост торчал, как ершик для бутылок.

Я видел, как, пригнувшись, заглянул в окно Флейтист, слышал, как он чертыхнулся и крикнул:

– Цыганка!

Она продолжала крушить все вокруг, когда, заглушив двигатель, Флейтист остановил лодку и вошел в каюту. Под его ботинками хрустело стекло.

Цыганка выглядела дико: волосы развевались, рот оскалился в беззвучном крике, щеки были мокрыми от слез. Она набросилась на него с кулаками, пинала ногами, не соображая, что делает. Пытаясь остановить этот шквал, Флейтист получил несколько ударов, но схватил ее и крепко прижал к себе.

– Прекрати. Просто перестань. Сейчас же. Это не поможет.

Она сопротивлялась, но он крепко держал ее, оглядывая разгром. Она смела все с полки для сушки – почти вся посуда была разбита. Сахарница лежала на боку, расколотая надвое крышка валялась посреди пола, а сахар был рассыпан повсюду. Молоко стекало со столешницы.

– Как думаешь, твоему папе понравилось бы, как ты обращаешься с его лодкой? – сказал Флейтист. – Ну, серьезно?

Цыганка пристально посмотрела на него, ее лицо сморщилось, она уткнулась ему в плечо и тихо заплакала. Когда всхлипывания смолкли, Флейтист отвел ее в закуток, усадил и, как ребенка, укутал одеялом. Рядом с ней положил мел и грифельную доску.

Цыганка взяла мел в одну руку, другой вытерла нос. Мел застучал по доске.

– Что она пишет? – спросил я, не подумав.

Флейтист нахмурился:

– Если бы дорогая Элис дала мне возможность прочесть, я бы тебе ответил.

В его голосе снова прозвучала горькая нотка, только теперь все стало понятнее. Прочитав о его прошлом, я увидел его с другой стороны. Он перестал быть для меня просто ухмыляющимся вором. Его, перепуганного мальчишку, бросил единственный человек, который был у него в этом мире. А еще Флейтист заботился о Цыганке – и раньше, и сейчас.