Другая Элис

Я оглянулся на голос Рамона. Он вернулся на нашу лодку и стоял на верхней ступеньке, прислушиваясь.

– Лучший способ что-то спрятать – оставить на виду.

Цыганка сняла ожерелье и подошла к Элис.

Флейтист толкнул меня локтем.

– Пошли, Мидж. – Он взглянул на Цыганку: – Встретимся наверху, когда ты… когда ты станешь Элис.

Мы вышли на холод – Рамон, Флейтист и я. Топая ногами, чтобы согреться, и почти не разговаривая. Низкий туман, поднимавшийся от воды, обвился вокруг наших ног. Я был мокрый, усталый и грязный. С тех пор как пропала Элис, я толком не спал и нормально не мылся.

На палубе раздался звук шагов, и я обернулся.

Цыганка стояла неловко, как ребенок, которого заставили надеть неуклюжую школьную форму. Она смыла косметику, причесала волосы так, чтобы они свисали вокруг лица. От моей сестры ее отличали только глаза – зеленые, с очень густыми ресницами.

Рамон протянул ей руку и помог сойти с лодки. Она спустилась, неуверенно ступая в ботинках Элис. Даже держалась она теперь иначе. Гордой осанки как не бывало. Сутулая, съежившаяся. Мне потребовалось некоторое время, чтобы, глядя на нее, осознать, что это не Элис. Но теперь я видел, насколько же они отличаются друг от друга.

– А Элис? – спросил Рамон.

Цыганка указала на окно. По очереди мы заглянули внутрь. Единственная лампа горела внутри лодки, освещая фигуру на кровати. И это уже была не Элис. Цыганка лежала на боку; согнутая в локте рука под головой. Другая рука – на страницах открытой книги. Отсюда казалось, что она читает; не видно было, что глаза ее закрыты.

– Я останусь с ней, – сказал Рамон.

– Я тоже, – Табита, появившаяся из ниоткуда, запрыгнула на крышу лодки, напугав нас всех.

Флейтист отодвинулся от окна:

– Нет, ты пойдешь с нами.

– Я устала! – пожаловалась кошка.

– Как ты можешь устать? – возмутился он. – Ты только и делаешь, что спишь!

Кошка широко зевнула:

– Теперь я проснулась. Почти.

– Ну, вот и дальше не спи, потому что ты идешь с нами. Сможешь стоять на стреме, когда придет время. И, если что-то случится и надо будет сообщить Рамону, более подходящего человека, извини… кошки, для этого не найти.

– Прекрасно, – огрызнулась Табита. – Но завтра я просплю весь день, и кто-нибудь купит мне сардину в рыбной лавке.

Флейтист закатил глаза:

– Вот ведь… Пошли. – Он посмотрел на Цыганку. – Ты готова?

Она кивнула, плотнее закутываясь в мешковатый кардиган Элис:

– Ненавижу такую одежду.

– Пока лучше приноровись к ней, – отозвался Флейтист. – И, вообще, это всего лишь… Что ты сказала?!

– Я… Голос… – руки Цыганки взлетели ко рту. – Не… не похож… на мой.

– Это голос Элис! – я был ошеломлен.

Радость, вспыхнувшая в ее глазах, быстро погасла.

– О… Я подумала… я…

– Это потому, что на тебе одежда Элис, – сказал Рамон. – И потому что она в твоей.

– Все из-за того, что поменялись одеждой?.. – поразился я.

– Я спрашивал себя, что это изменит, – ответил Рамон. – Дело не только в одежде. История, карты судьбы: нас окружает магия. Хотя одежда и сама по себе обладает огромной силой. С ее помощью мы выражаем себя. Она несет наш запах. Она становится частью нашей личности. Со старых времен у цыган осталось поверье: нельзя носить одежду того, кто умер, – это притягивает несчастье.

Цыганка вытащила нитку из кардигана и обмотала вокруг кончика пальца.

– То есть, когда мы поменяемся обратно, я снова не смогу говорить.

Рамон кивнул:

– Голос Элис вернется к ней.

– Мы найдем способ, Цыганочка. – Флейтист неотрывно смотрел на нее. – Я как-нибудь верну тебе голос, ей-богу.

Она поднесла пальцы к губам:

– По крайней мере, если столкнемся с Долли, мне не придется сразу бежать. Теперь ничто не выдаст, что я не Элис.

– Не стоит этому особо радоваться, – предостерег Флейтист. – Она хочет, чтобы Элис умерла.

Мы оставили Рамона на лодке и молча пошли под светом уличных фонарей. Кошка обиженно кралась поблизости, держась в тени. Внезапно она молниеносно метнулась в сторону, раздался обреченный писк какого-то мелкого существа, и ее настроение улучшилось. Когда Щучья улица была уже совсем неподалеку, Табита запрыгнула на низкую стену, что-то напевая.

– Кошкам не положено петь, – напомнил я ей.

– Ой. Все время забываю.

– И перестань болтать.

– Сам перестань болтать, – парировала она. – Я всего лишь отвечаю тебе. В любом случае тут никого, кроме нас.

И правда. Улицы опустели. Чуть раньше на пути попадались торговцы, которые закрывали свои магазинчики, но сейчас уже никого видно не было. Да и нас теперь не видел никто.

Я смотрел на дом Рамблбрука. Все окна были темными. В прошлый раз я не обратил внимания, что и здесь, и в соседних домах они забраны решетками.

– Похоже, Рамблбрук ушел на ночь. И как же нам попасть внутрь?

– Должна быть задняя дверь. – Флейтист поманил нас дальше по улице. – Глядите, вот проход.

Следом за ним мы двинулись по узкому проулку рядом с рыбной лавкой, пока не достигли другого, более широкого, который тянулся позади зданий. Вонь от ящиков из-под рыбы стала невыносимой.

Мы перелезли через ящики и пробрались мимо мусорных баков, потревожив рывшуюся в помоях лису.

– Вот, – Цыганка ткнула пальцем. – Это дом Рамблбрука.