Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Типологически близкий пример научной судьбе Дмитрева можно увидеть в судьбе Владимира Ипполитовича Недельского (1903–1958). Происходил он из семьи учителя, школьное образование получил в Петербурге, а высшее – уже в Ленинграде, специализировался на истории религии и борьбе с ней, работал в Музее истории религии АН СССР, в 1936 г. без защиты получил степень кандидата наук (в те годы это было сравнительно частым явлением – по совокупности научных достижений и учитывая, что научные степени были восстановлены недавно, упрощенная процедура имела смысл). Работал в таких структурах, как Рабочий антирелигиозный университет им. Скворцова-Степанова, готовящий пропагандистов атеизма[295]. В 1941 г. эвакуировался в Кировскую область, а с 1943 г. проживал и работал в Кирове, в 1944–1952 гг. работал на кафедре всеобщей истории Кировского педагогического института, стал заведующим кафедрой.

В 1930‐е гг. Недельский опубликовал серию популярных работ об истории христианства, выдержанных в соответствующем духе. В 1936 г. вышла его книга «Революция рабов и происхождение христианства», в которой фактически на скорую руку была сделана попытка увязать христианство с новой модой на освещение Античности. Для того чтобы обеспечить базу своим высказываниям, Недельский опирался на книгу М. И. Ростовцева «Социально-экономическая история Римской империи» (1926), которая стала настоящей сенсацией в мировом антиковедении тех лет и вывела Ростовцева в лидирующие историки[296]. Утверждая, что Ростовцев ему нужен только для того, чтобы брать из него «материал», Недельский фактически переделывает элементы концепции Ростовцева в нужном ему направлении: эволюция рабовладения обосновывает рождение христианства. Неудивительно, что получилась вызывающе низкопробная продукция[297].

Тем самым Недельский сопоставим с Дмитревым по стилю, но несопоставим по эрудиции. Отсылки к литературе и источникам в антирелигиозных работах Недельского самые поверхностные, что в некотором смысле делает их более адекватными поставленным задачам популярного изложения[298]. Правда, если в ранних работах еще видны следы собственного выстраивания материала, когда повествование дается в марксистском ключе, но без обязательного воспроизведения базовых цитат из «классиков», то в «Революции рабов и происхождении христианства» прослеживается классическая советская структура, при которой авторский нарратив является как бы эманацией высшей истины основателей теории. Текст предваряется огромной цитатой-эпиграфом из Сталина, во введении перечислены «правильные» основоположники марксизма и попраны еретики (К. Каутский), а затем начинается переделка Ростовцева[299]. Это, безусловно, более быстрый в приготовлении рецепт, чем был у Дмитрева, но и менее перспективный. Правда, в описании «революции рабов», которая датирована у Недельского 186–282 гг., можно увидеть некоторые знакомые нам черты – от упоминания буколов до внимания к движению Матерна и, наконец, характеристики движения багаудов как «крестьянско-рабской войны»[300]. Не исключено, что на раннем этапе формирования концепции Дмитрева на него оказала влияние именно эта брошюра.

В послевоенное время Недельский все больше занимался краеведением и фактически отошел от тематики древней истории.

Еще один, но менее схожий пример – судьба Александра Петровича Дьяконова (1873–1943), выходца из семьи сельского священника Ярославской губернии, выпускника Петербургской духовной академии (1897), при содействии знаменитого историка церкви В. В. Болотова (1853–1900) оставшийся работать в ней библиотекарем и одновременно оформленный вольнослушателем в Петербургский университет, а после начал преподавать и в самой ПДА[301]. В 1912 г. защитил диссертацию на степень магистра богословия и начал преподавать на Высших женских курсах. С 1916 г. работал в Пермском университете (переехав туда одновременно с Богаевским), с 1934 г. – в Смоленском педагогическом институте (где еще помнили Никольского). Методологически осваивал марксизм. Подготовил монографию о первом сицилийском восстании, за что получил степень доктора наук (1940)[302]. Умер во время оккупации Смоленска, не дожив менее месяца до его освобождения советскими войсками.