Друзья и герои

– Тогда – нет. Когда я подписал бумагу, меня посадили под замок. Я спрашивал, когда меня отпустят, и мне отвечали, что всё устроят. Меня держали там так долго, что я уже думал, что меня вовсе не отпустят. Я думал, что меня посадят в тюрьму, как отца, но как-то вечером меня посадили в автомобиль и отвезли в Жимболию[76]. По другую сторону границы ждал мой дядя. У одного из гвардистов было разрешение перейти границу, и мой дядя дал ему кучу денег – три миллиона леев, кажется. Тогда меня отпустили. Мне выдали документы, и я перешел границу. Это было просто невероятно. Гвардисты оказались неплохими ребятами. Как только им принесли деньги, они стали веселиться, смеяться и пожимали мне руку на прощание. Потом я встретил дядю на таможне, и он отвез меня в Белград.

– Я и не знала, что твой дядя живет в Белграде.

– Я не знал, где он. Они знали. Они знали местонахождение всех моих родственников.

– Так они потребовали за тебя выкуп! Мне это и в голову не пришло. А что твой отец? Ты узнал что-нибудь о нем?

– Мне сообщили, что он умер, – сказал Саша решительно.

– Боюсь, так и есть.

– Я надеюсь, что так и есть.

Гарриет сделала паузу в расспросах и стала разливать чай. Передав Саше чашку, она спросила:

– Когда гвардисты тебя забрали, что они тебе сказали?

Он вдруг глянул на нее искоса, но промолчал.

– Они говорили про нас с Гаем?

Он пожал плечами и снова опустил голову.

– Ты же не думал, что мы виноваты в том, что они тебя нашли?

– Откуда мне было знать?

– Ты думал, мы тебя выдали?

Он резко поднял голову и улыбнулся ей – одновременно покровительственно и недоверчиво.

– Что они тебе сказали?

– Они сказали: посмотри, мол, что сделали твои друзья-англичане.

– Будто это мы тебя выдали?

– Да, это они и имели в виду.

– Но ты же им не поверил?

– Откуда мне было знать?

Гарриет поняла: Саша не просто поверил гвардистам, но ему даже в голову не пришло им не верить. Она была так поражена, что не знала, что сказать. Как бы то ни было, говорить уже было нечего.

Когда он жил у них, то казался ей своего рода домашним зверьком – слишком невинным и доверчивым, чтобы выпускать его одного во внешний мир. Он вырос в надежном убежище влиятельной и богатой семьи, и, хотя до него наверняка доходили семейные истории о гонениях на евреев, от недоверия окружающему миру его хранила собственная безыскусность. Однако единственной лжи – даже не лжи, а всего лишь намека на предательство друзей – хватило, чтобы вызвать к жизни всю присущую его народу подозрительность. Гарриет знала: никаких доводов не хватит, чтобы убедить Сашу, что они с Гаем не имели ни малейшего отношения к его аресту. Ему хватило одного урока. Он убедился в вероломстве мира и согласился с ним – и это знание осталось с ним навечно.

– Если ты думал, что это мы донесли на тебя, то не кажется ли тебе странным, что они разгромили нашу квартиру?

– А что, ее разгромили?

– Ты что же, сам не видел?

– Нет. Им открыла Деспина. Они тут же пришли ко мне в комнату и зажгли свет. Я лежал в постели. Они велели мне встать и одеться, потом меня увели.

– То есть ты не видел, как они выворачивали ящики и рвали книги?

– Нет, не видел. При мне ничего подобного не было.

– Значит, это произошло после твоего ухода. Когда мы вернулись, в квартире царил бедлам. Там невозможно было находиться, мы ушли в «Атенеум».

– Вот как! – вежливо ответил Саша, и стало ясно, что убедить его не получится. Хотя он держался по-прежнему кротко и вежливо, мнение его уже сложилось, и изменить его не представлялось возможным.

Глядя на его лицо – то же самое лицо, которое она знала в Бухаресте, и всё же совсем иное, – Гарриет видела, как он понемногу превращается в пронырливого финансиста наподобие тех евреев из Черновцов, которые до сих пор украшали головной убор лисьим мехом – так же, как их заставляли ходить много лет назад в обозначение их хитрости. Не приходилось сомневаться, что Саша вернет себе потерянное состояние. Это и станет его ответом жизни. Гарриет не винила в случившемся себя, но ей хотелось обвинить хоть кого-нибудь.

Она была совершенно права, оплакивая Сашу. Она и вправду потеряла его – и человек, которого она встретила теперь, был не просто чужаком: он был чужаком, которого она не могла любить.

– Гай очень хотел бы с тобой встретиться, – сказала Гарриет. Саша молчал. – Ты же рад был бы его видеть? Разве нет?

– Мы скоро уезжаем.

– Да, но не прямо сейчас. Сообщения нет…

– Мы съезжаем из гостиницы, – нетерпеливо и встревоженно перебил он ее. – Мы остановимся… у друзей моего дяди.

– Может быть, Гай навестит тебя там?

– Я не знаю, где они живут.

– Если я дам тебе наш адрес, ты свяжешься с Гаем сам?

– Да, – ответил Саша покорно и взял бумажку с адресом. Видя, как он убирает записку в нагрудный карман, Гарриет подумала: что ж, теперь дело за ним.