Пока Сокол говорил это, Олга вдруг почувствовала себя очень уставшей. Ноги гудели от долгой ходьбы, заныла спина, перегруженная тренировками, и рана на плече, что оставил ей Лис в порыве кровожадной страсти. Как же раньше она не замечала страданий своего несчастного тела, что лишилось поддержки уснувшего духа, но продолжало трудиться по старой памяти и с прежними нагрузками.
— Но я не могу подчиняться всем, кто дает мне приказы, — более спокойным тоном заметила она. — Куда это меня приведет?
— Проблема не в подчинении, — заметив перемену в настроении, Сокол заговорил более уверенно, — а в том, что ты не видишь причины требований. Ненависть, гнев и гордыня застят твой взор. Избавься от них, и тебе легче будет увидеть смысл происходящего.
— Ты говоришь, как Лис, — горько усмехнувшись, перебила его Олга. Сокол напрягся, но спустя мгновение черты его разгладились.
— Что ж, он был прав. Предатель не только умен, но и обладает мудростью. Не стоит отрицать всего, чему он научил тебя, лишь по причине твоей к нему неприязни. Ведь дерешься ты превосходно. Почему бы не воспользоваться и другими его уроками?
— Потому что он сам не следует своим правилам!
— Все мы неидеальны…
— Поверить не могу, — Олга удивленно воззрилась на Сокола, — ты его защищаешь!
— Нет, просто сужу о нем без эмоций.
Она тяжело вздохнула и отвернулась.
— Не могу! — решительно тряхнув головою, резко заявила она. — Не могу так. Смирение, подчинение, прощение. Разве это возможно? Простить все, что этот ублюдок со мною сделал? Я навечно останусь с этим треклятым кольцом на шее!
Ошейник внезапно ожег холодом, плечо заныло с удвоенной силой, а внизу живота появилось давно забытое тянущее чувство. Но всего мучительнее было осознание собственной слабости и невозможности как-то повлиять на ситуацию. Такого глубокого, доводящего до безумия отчаяния она не испытывала никогда.
День выдался еще более жарким, чем в праздник равноденствия. Мелкая речушка, пересекавшая поселок, прогревалась насквозь, и искать в ее водах долгожданного отдохновения было бесполезной тратой времени. Только в омуте, что был прямо за сараем с тренировочным снаряжением, били холодные ключи. Олга, страдающая от непривычного для нее зноя, оставила Учеников на попечение Сокола с Ежом, и, забравшись в прохладную муть, блаженствовала, изредка ныряя в освежающую мглу омута. Очередное погружение затянулось на добрых пять минут, а когда она наконец всплыла на поверхность, на берегу сидел Ящер и как ни в чем не бывало вытачивал какую-то безделку из полешка. Змея с подозрением воззрилась на нежданного и уж точно незваного гостя. Тот на время отложил работу и уставился на нее своим изумрудно-золотым глазом, недобро поблескивающим в оправе из густых черных ресниц, словно драгоценный камень, забранный в рамку из благородного оникса. Отсутствие второго глаза скрывала тряпичная полумаска, прятавшая также половину лысого черепа, а длинные подрагивающие усы делали нелюдя похожим на злобного цжеульского колдуна из страшных детских баек.
— Чего тебе? — холодно спросила Змея, выбираясь на берег.
— Да ничего особенного, — вновь взявшись за нож, ответил Ящер, — решил в теньке отдохнуть.
Его жадный взгляд не отрывался от ее нагого тела ни на секунду, покуда Олга не прикрыла его рубахой.
— Ты что, следишь за мной? — выжимая косу, спросила она.
— А почему бы нет… Я тебе все еще не доверяю, — и он многозначительно поправил повязку. Змея ухмыльнулась.
— Если бы я хотела, то сбежала бы отсюда уже очень давно.
— И что тебя держит?
— Всеобщее уважение и приличная кормежка, — мрачно ответила она, начиная подозревать что-то неладное.
— Да? — с вызовом в голосе начал нелюдь, поднимаясь на ноги. — А я, значит, не отношусь ко всем?
— Ну, ты — редкое исключение… хм, очень редкое, — тон ее голоса стал ледяным.
— Ты лишила меня глаза, сучка, — прошипел Лысый, придвигаясь к самому ее лицу.
— И ты ищешь повод для мести, кобель? Хочешь драться со мною? Не глупи. Нет большой чести в победе над слабой женщиной, зато есть большой позор в поражении от ее руки.
— Ты мне угрожаешь? — он навис над Олгой, нос к носу сверля ее гневным взглядом.
— Нет, это ты мне угрожаешь. Стоя вот так близко и рыча в лицо, как дикий зверь. Отойди, — она мягко отстранила его руками, — и умерь свой пыл, ради Творца! Вырастет твой глаз, никуда не денется.