Кто подсказал ей, что на другой день после внесения в паспорт штампа о вступлении в брак, я из-за бурной ссоры с новоиспечённой супругой изорву документ на мелкие куски и выброшу в вонючий нужник в углу двора?
Так (на спор во время пьяного обеда) обвенчавшись с Марьей Тимофеевной Лебядкиной, молодой поэт, неудачно дебютировав, уничтожает весь тираж первого сборника собственных стихов.
XXI
Водитель такси, в зубах верхнего ряда зияет дырка, выходя на люди порой забывает маскировать брешь протезом.
Любит здороваться со мной за руку.
Частенько подвозит мою вторую половину в академию на работу. Подвыпив (а, может, и на сухую), это техническое насекомое звонит ей, приглашая на дачный шашлычок, оговаривая: «ничего такого не будет».
Чапурясь у зеркала трюмо, Пенелопа передаёт мне содержание звонка шофёра.
– «Оскоромился кот Евстафий, оскоромился! – закричала мышка, которую поймал кот-схимник», – флегматично реагирую на сообщение партнёрши по браку. – Жена должна смотреть на мир глазами мужа или через ширинку любовника.
– Лучше бы я тебе ничего не говорила! – пузырится супруга. – Жена Цезаря выше подозрений. Мне никто из кобелей не нужен!
XXII
После праздника ритуального совокупления блудницы и аскета в заранее избранном и освящённом месте появляются на свет дети, хотя порой трудно установить, кто их отец.
Вся улица, даже баба Куля, торгуя на углу жареными семечками, находила, что внешне девочка – вылитая мать. Однако, подрастая, чадце обнаруживало признаки характера папаши. Мать теряла себя, кричала, стоило резвушке сделать что-то вопреки ей. И в раздражительности родительницы был ощутим полемический акцент, элементарный протест, ненависть не к плоду её чрева, а к духу независимости, воли к власти, которые проклёвывались в крохе от отца и которым родительница ни за что не хотела покориться, как скамейка в парке – её красят, а она постоянно облазит, желая остаться сама собой.
Положив на стол отточенный топор, мать скажет сидящей перед ней отроковице:
– Гульнёшь – ноги отрублю!
Эта угроза прозвучит позднее, а пока шалунью приводят из дошкольного учреждения домой, и вечером она массажирует мне спину «топотом бальных башмачков по хриплым половицам».
– В садике все чашки треснутые, – жалуется малышка, гоняясь перед сном за вышитыми на подушке разношерстными мышами.
Или радуется:
– Папа, папа! Мы сегодня в садике первый раз ели вилками!
– Употребление вилки в русских монастырях считали грехом до Петра Первого.
– До Петра Первого?
И по игрушечному телефону кому-то чистит мозги:
– Куда вы дели мою собаку? Я привела её в церковь для охраны Богородицы!
XXIII
Теперь муза дальних странствий увлекла донюшку в Гималаи, в Непал… Предпочитает чаще, чем в Париж или Рим, летать на родину Упанишад… Может, потому что в детстве кутал её у моря, чтоб не обгорела от солнца, в индийский флаг с изображением космического колеса (созерцая подобие которого на рессорной бричке гоголевские мужики хотели понять, докатится ли до Казани)?
Изредка, очень изредка ненадолго, моё беспокойное чадце заворачивает ко мне… Волдырят просторные, похожие на шаровары, штаны, мотня до пяток – мода тех мест… Рассказывает о девушке, что моет в пахнущем лесом Ганге одежду, снятую с трупов перед кремацией на берегу Варанаси; продаёт, тем и кормится…
– Грех, вера, спасение, потусторонняя жизнь, – рефлексирует непоседа, – … дзен-буддист сидит в среди этих понятий «Мыслителем» Родена среди заскорузлых крестьян, как ты среди длинноволосых коллег.
– «Мыслитель» восседает на «Вратах ада»!
– И что? Если бы дзен-дендист увидел омофор на плечах православного архиерея, сей атрибут ничем бы не отличался для него от противоблошиного ошейника для собак.
– Тс-с, подскользнёшся!
– Дзен срамословит божество, высмеивает собственные ритуалы. Кто такой Будда? Подтирка. А нирвана? Столб для привязки ослов. Ну, а «медитация», слово, которым ты достал меня с пелёнок? Услада упрямых дурней.
– Опилася пташка студёной росы! Ты ещё заведи рацею о могиле Христа в Индии да про Рериха, что изготовил «Знамя мира», на котором круг с тремя точками: не то крупный нос с жирными угрями, не то лампочка Ильича, засиженная мухами…
– Отец, повернись к свежей траве и тёплому хлебу «Текстов Пирамид»! Ты страдаешь от результатов собственной кармы… «Бардо Тхёдол» предостерегает: загробное бытие также не лишено мук. После расставания с телом из плоти и крови ты непременно и помимо воли будешь блуждать в потусторонней реальности. Всем, кто оплакивает тебя здесь, скажешь: «Вот я, не лейте слёзы». Никто не услышит и подумаешь: «Я мёртв!», почувствовав себя очень несчастным… Не печалься, дай твоё фото. Повезу на пуджу, шесть лам будут бить в барабаны и дудеть в трубы, чтоб ты долго жил ради освобождения от иллюзий…
Погостив, выпархивает из родового гнезда, и я, православный самурай, опять «одинок, как тигр в бамбуковой роще».
XXIV
В кровати моя краля похрапывает, а, продрав ресницы, безапелляционно крякает:
– Ночью жопа барыня!