Ниспровергатели иконопочитания: баптисты, адвентисты, иеговисты, пятидесятники и прочие протестанты атакуют нас ветхозаветной заповедью «Не сотвори себе кумира,… не поклонись и не послужи ему». Они при всей их начитанности в Священном Писании не замечают в упор, что Господь вложил в сердце человеку «делать всякую художественную работу» (Исход, 35, 33). Встречая на иконах и в храмах орнаменты, узоры из цветов, мы помним, как Библия ткёт голубой и пурпурной шерстью гроздья винограда и яблоки на ризах ветхозаветного духовенства, как из чеканного светильника в храме царя Соломона струится стебель металлического миндаля, как на кедровых досках внутри святилища вырезаны подобия распускающихся растений. Когда мы созерцаем ангелов на иконах, разве перед нами не реют иерусалимские херувимы? Бог повелел древним евреям изваять их из драгоценных пород дерева и с распростертыми крыльями укрепить над ковчегом, где хранились каменные скрижали Моисея с законами Иеговы.
«Открытый Моисею закон… никогда не предписывал нам верить, что Бог бестелесен, а также и то, что Он не имеет никакого образа или вида, но только то, что Бог существует и что нужно в Него верить и Ему одному поклоняться. Закон предписывал не отступать от культа Иеговы, не придумывать для Бога какого-либо образа и не делать Его изображения, которое походило бы на Господа; оно неизбежно напоминало бы какую-нибудь сотворённую вещь, виденную человеком, и, стало быть, Адам, поклоняясь изображению Бога, думал бы не о Боге, но о том, на какой предмет то изображение походит. Честь и поклонение, следуемые Богу, человек в конце концов воздавал бы вещи» (Б. Спиноза, «Богословско-политический трактат», М., 1957).
Ошибались ли библейские пророки, говоря, что Господь имеет глаза, руки, мышцы, что Он гневается, ревнует, любит, милует, движется, т.е. имеет телесный облик, родственный человеку, и Который в новозаветную эру и был как отражение Божества запечатлён на иконе? Полагают, будто ветхое благочестие наделяло Творца Вселенной человеческими формами и качествами лишь по недомыслию, неспособности бренного ума нырнуть в мистическую мглу и рассмотреть там все подробности Абсолюта.
Но не кроются ли здесь прообразы, предчувствия того, что Бог воспримет в Себя образ человека?
Этого Бога видит сегодня вся земля, о Его воплощении свидетельствует каждая икона.
Соглашаясь с протестантами в том, что человек не должен создавать кумиров и кадить им, мы не забываем, что сия заповедь дана на заре библейской туманности, когда образа Божия никто нигде не видел и когда любая попытка изобразить Его – в лучшем случае оказывалась лёгким ветерком, в худшем – золотым тельцом или драгоценным истуканом. Только когда исполнились сроки, Бог явил себя в облике Иисуса Христа и как Богочеловек жил и живёт с нами. «Отрицание человеческого образа Бога логически приводит к отрицанию Богоматеринства… и к отрицанию самого смысла Спасения» (Л.А. Успенский, «Богословие иконы Православной Церкви»). Наличие в текстах Ветхого Завета такой стилистической детали как виноградная лоза не предуказывает ли на гармоническую связь с Новым Заветом, где Христос говорит о Себе и о Своей Церкви именно как о виноградной лозе? Виноград – символ нашего спасения, ибо вино присутствует в Таинстве Причастия. Образ Христа, запечатлённый на иконе – не просто догматическое подтверждение Боговоплощения. Он связан неразрывно с центральным Таинством Церкви – Евхаристией. Если мы отвергаем, что на иконе видим Бога в Его телесном зраке, как можем веровать в то, что именно Его Тело пресуществлено и предлежит нам в Чаше на литургии? Отцы 7 Вселенского собора подчеркнули: без иконы Христа мы не узнаем Самого Спасителя, егда Он приидет во славе во Царствии Своем, ибо приидет Он в зримо-телесном просветленном образе, каким Его видели после Воскресения из мёртвых ближайшие ученики.
Икона – не вспомогательный материал для упражнения в благочестии. Как Евангелие и крест, она – само вероучение Церкви. Если Византия богословствовала словом, то Русь богословствовала иконой. «Русская икона… при необычной глубине её содержания… по-детски радостна и легка, полна… теплоты… Нигде жизнерадостное и жизнеутверждающее христианское мировоззрение не нашло столь яркого выражения, как в русской иконе» (Л.А. Успенский, там же).
До Христа прекрасное античное искусство ваять скульптуры было как бы слепым. Тогда отказывались заглянуть в даль. Вместо глаз у языческих богов или героев были куриные яйца из мрамора, такие же, как у барельефов Маркса, Энгельса и Ленина на здании института марксизма-ленинизма в Москве. То не глаза, а окошки, замурованные морозом, нет пробуравленного зрачка. И только христианство, обратив взор человека вовнутрь себя и в даль духовного пространства, просверлило, продышало зеницу у заиндевелых скульптур. Ожили, стали человечнее после Христа глаза искусства.
Помолимся же, чтобы Господь отверз очи тем, кто путает икону с кумиром, глаза с яйцами!
Аминь.
Песнь песней
В разные времена по-разному определяли условия человеческого существования.