Духота

Печь и продавать просфоры не считалось зазорным. У греков, например, это обычное занятие. Всякий почтенный византиец из простонародья имел печати для теста. Но супруге умершего гридня поперёк горла встряли неаристократичные порывы её отпрыска.

Ущемлённая самолюбием, насмешками горожан, вдова пострекала сына упрёками, но поскольку это успеха не имело, опять перешла к побоям. Феодосий сбежал. Скрывался некоторое время у священника в соседним уезде, помогал в качестве дьячка. Родительница разыскала строптивца, вернула под своё властное крыло.

Тогда бунтарь тайком возложил на себя когтистые вериги. Мать заметила на его рубашке кровь. Вспыхнул скандал. Феодосий дал стрекача из дома в третий раз.

Добрался до Киева. Поднялся в горы, в пещеру к Антонию – зачинателю монашества на Руси. Тот сперва не хотел брать под своё окормление простеца, «худыми ризами облачённого» (а худыми они были оттого, что Феодосий свою добротную одежду раздал обездоленным). «Место скорбное и теснейшее паче иных мест, выдержишь ли?» – испытывал старец молодого человека. Внял, однако, горячим мольбам двадцатилетнего «новобранца» и поселил его под землёй вкупе с немногочисленной братией монастырька.

«Жутко тогда было в горной норе одинокому человеку, но до рассвета мерцала его свечечка и до рассвета звучали его молитвы. А утром, изнурённый,… но со светлым лицом, выходил он на Божий день, на дневную работу, и опять кротко и тихо было в его сердце» (И. Бунин, «Святые горы»).

Слезами, пощеньем, бдением усовершенствовал Феодосий свой дух, не забывая о теле, дабы полностью отречься от похоти плоти, похоти очей и гордости житейской и жить только для Бога. Но, если бы тем всё и ограничилось, как это ни мало, Феодосий не стал бы идеалом святости для русского народа, а избыл бы кроткую напряжённо аскетическую жизнь свою вполне достойно, хотя и анонимно.

Почему воссияло его имя, как «звезда незаходимая многосветлого солнца»?

Монашество вторглось на Русь из Византии без какого-либо устава. Данное обстоятельство не могло ли подменить истинное иночество мнимым? Пустынножительство – не заботливое чесание отрощенных бород, не «пренебрежение к покусыванию блох во власянице», а тяжёлый постоянный внутренний и внешний труд. У отшельника нет никакой собственности, даже иголки, той, что была у Макария Великого, которую он с превеликой радостью отдал ворюгам, когда те побаловали своим тщательным вниманием его пустую келью. Одежду, пищу инок получает из казны монастыря. Стол чернеца скуден, ряса из черствого полотна. Физическая, нередко грязная и грузная, работа (например, лесоповал) сочетается с длинными службами в храме, строгим послушанием железному игумену.

Именно такой благодатный режим впервые на Руси учредил в монастыре избранный игуменом преп. Феодосий. Сей Устав он позаимствовал у насельников древнего Студийского монастыря, что в Константинополе.

Когда наступало время Великого Поста, пастырь печерцев, простившись с братией и преподав ей поучение, брал с собой несколько ковриг хлеба и затворялся в пещере, засыпая вход землёй. О монастырских нуждах переговаривался через малое оконце раз в неделю, не забывая среди молитвенного уединения о нуждах и тех, кто нёс бремя тягот за церковной оградой (каждую субботу посылал воз хлеба заключённым в темнице).

После поста бывал иногда игумен на пиру у киевского князя, сиживал в гостях у бояр и порой без всякого снисхождения обличал сановитую публику за неблаговидные выходки, несмотря за угрозы и даже убийства иноков, не боялся перечить самому Великому князю… Память преподобных Киево-Печерских отцов наших и вождя лавры мы чествуем по сей день.

К сказанному остаётся добавить, что неугомонная мать преп. Феодосия, разыскав сына в Киеве, под влиянием бесед с ним постриглась в монахини.

Аминь.

«Со святыми упокой»

Ежедневно умирают двести тысяч человек, восемь тысяч в час, сто тридцать три в минуту.

Одним устраивают помпезные государственные похороны, салютуя мертвецу артиллерийскими залпами; других закапывают в шикарных гробах, заваливая могилу горой цветов; третьих без всякой музыки везут в автомашине к месту последнего упокоения или на телеге доставляют бренные останки в храм для отпевания.

Сооружая пирамиды, склепы, мавзолеи, грандиозные памятники, провозглашая вечную славу усопшим или павшим, совершая тризны, поминки, чего домогается человек, если не верует в бессмертие души? Почести, воздаваемые умершим, имеют смысл лишь в связи с религиозными представлениями.

Велика ли вечная слава рядом с Вечной памятью?

Много ли удержала человеческая слава в своей памяти?

Кого мы помним? Александра Македонского, Шекспира, Стеньку Разина, Гегеля? «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет не останется памяти у тех, которые будут после», – стенал библейский Экклесиаст.