Духота

Приверженцем обрезания оказался апостол Пётр, противником – не менее пламенный апостол Павел. «Пётр», – пишет св. Иоанн Златоуст, – «не осмелился открыто и ясно сказать своим ученикам, что должно оставить обрезание, субботу и прочие иудейские обычаи», ибо соблюдая их «можно истребить вместе с ними и веру во Христа». «Блаженный Пётр», – продолжает св. Иоанн Златоуст, – «не убеждал и не советовал, а только таился и устранялся, увлекая в потворство иудейству своих учеников», «выказывая себя неверным своим собственным лучшим убеждениям».

Апостол Павел смело, нелицеприятно восстал на знаменитейшего столпа Церкви, чья тень, если он проходил мимо больных, поднимала на ноги калек тела и духа. «Тонкая диалектика, изысканная ирония, сосредоточенность мыслей, молниеносная быстрота выводов» (Ф Фаррар, «Первые дни христианства», СПб., 1908) – всё было брошено против непоследовательности соратника, который не мог не сознавать, что поступается вечным ради временного, преходящего.

Яростные сполохи полемики между двумя апостолами сверкают в «Послании к галатам», где Павел укоряет собратию в лицемерии. Автору безразличны сильные мира сего, он не ищет их дружбы, не заискивает, не пресмыкается. Вот его замечательные слова: «И в знаменитых чем-либо, какими бы были они когда-либо, для меня нет ничего особенного…». Будучи свободным во Христе от немощественных и бедственных вещественных начал, он анализирует сущность закона и благодати. Обрезание – закон, но закон – лишь детоводитель к благодати, обретаемой во Христе. Бог послал Своего Сына в мир искупить подзаконных, освободить их от того, что устарело. «Человек», – учит ап. Павел, – «оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа». «Вы, оправдывая себя законом, остались без Христа, отпали от благодати».

Микроскопическая по количеству душ молодая Церковь Христа злила подзаконную публику как непонятная секта, раскол внутри иудаизма и потому подвергалась гонению. Не все христиане могли выдержать посланное им Богом огненное испытание. Многие принуждали себя и других к обрезанию. И так случалось на протяжении двух тысячелетий не раз, особенно в двадцатом веке, когда христианам не хватало мужества дать отпор врагам Христа, когда они «страха ради иудейска» превращали себя в обрезанных законопослушанием рабов безбожного государства, агентов тайной политической полиции, перепуганных клерков-клерикалов. Шкурка подобного обрезания оборачивалась шкурным интересом выжить любым способом якобы во имя Христа; Православная Церковь перерождалась в синагогу лукавствующих, вытравливая из себя память о том, что во Христе не имеет значение никакое обрезание.

Под влиянием критики Павла Пётр преодолел соблазн обрезания. По преданию, эти великие братья были казнены в один день…

Аминь.

Вербное воскресение

В истории различных государств, реальных и сказочных, были случаи, когда царь тайком покидал дворец и в лохмотьях скитался некоторое время среди простого люда. Тогда не печатали газет, не светилась вода в телевизионных колодцах, и потому императору или халифу почти не грозила опасность быть узнанным в лицо своими подданными. Он толкался на шумных площадях, бранился с торговцами на базарах, заглядывал в суды, приставал к прохожим, прислушивался к пьяной болтовне в корчмах, грузил зерно в порту, ввязывался в драку и нередко ему так могли намять бока, что едва ноги уносил.

Совершая вылазки из дворца, кесарь не отрекался ни от трона, ни от своего царского достоинства. В толпе или в окружении недоброжелателей он всегда мог кликнуть на помощь присутствующего неподалёку переодетого телохранителя. Превращаясь в нищего на час, царь развлекался и собирал из первых рук недостающую ему, как воздух, неискажённую информацию о положении внутри страны, чтобы лучше править державой.

Иисус Христос – Царь Небесный – так же как бы ограничил Свою власть, когда ради нашего спасения обнищал, воплотился в обитателя Римской империи. Конечно, тайна Боговоплощения не то что пример, взятый из практики переодеваний и приключений среди простонародья императорской персоны. Процесс истощения Божьей Силы в Сыне Божием непостижим и только внешне похож на недолгое обмирщение земного царя. У кесаря это было лишь кажущимся введением нищеты в его существование. Он не становился в обносках на улице настоящим человеком из низов. «Воспитанный на багрянице жался к навозу» (Плач Иеремии, 4, 5), но это была маска.

Христос же самым наиреальнейшим образом воспринял в Своё Божество нашу человеческую природу, нашу нищету перед Ним. «Снисхождение Божие на землю и вселение Его в тварное существо должно быть признано никак не меньшим, если не большим, актом любви Божией, чем творение мира» (Архимандрит Киприан, «Антропология св. Григория Паламы», Париж, 1959).