Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская)

Если кто-нибудь поинтересуется познакомиться съ его критикой Шекспира, то пусть прочтетъ Represantative men отъ стр. 115.

Онъ начинаетъ съ того, что Шекспиръ „величайшій драматургъ въ свт“, „Духъ Шекспира — это горизонтъ, за которымъ мы ничего не видимъ“, „его творенія снизошли къ нему съ небесъ“, „онъ писалъ аріи ко всякой современной музык“, „употребляемыя имъ средства такъ же изумительны какъ преслдуемыя имъ цли“, „ему нтъ равнаго по продуктивной сил и творческимъ способностямъ“. Наша литература, философія, мышленіе „шекспиризируются“. Панегирикъ Тэна о Шекепир — не боле какъ критика въ сравнніи съ отзывомъ Эмерсона! Затмъ Эмерсонъ доказываетъ, основываясь на словахъ одного англійскаго писателя [13], что у Шекепира удивительная способность заимствовать какъ содержаніе. такъ и текстъ своихъ драмъ. Онъ длаетъ нсколько рискованное замчаніе, что „вроятно, ни одна изъ шекспировскихъ драмъ не является продуктомъ его личнаго творчества“. Онъ говоритъ, что изъ 6,043 строчекъ въ Генрих VI — 1,771 строчка написана не Шекспиромъ; 2,373 строчки также написаны не имъ, а только передланы, и только 1,899 строчекъ принадлежатъ исключительно Шекспиру. Какъ согласить этотъ взглядъ Эмерсона съ его предъидущими словами, „что Шекспиру нть равнаго по сил творчества“, „его достойныя изумленія средства, и т. п. и, наконецъ, что его произведенія „снизошли къ нему съ небесъ“?

„Да“, говоритъ Эмерсонъ, „оригинальность вообще относительна; каждый мыслитель оглядывается назадъ. Нетрудно замтить“, говоритъ онъ дальше, „что вс лучшія произведенія, написанныя или созданныя геніями, явились плодомъ трудовъ не одного человка, но тысячи людей. Куда же двается его ученіе о Платон? Человкъ образовываетъ людей?

Эмерсонъ задумывается на нсколько минуть надъ этой «относительной оригинальностью» и продолжаетъ: «Ученый членъ законодательнаго собранія въ Вестминстерскомъ дворц или въ Вашингтон говоритъ и подаетъ свой голосъ отъ имени тысячъ». Какой разительный примръ того, что всякая оригинальность относительна и что каждый мыслитель оглядывается назадъ!

Но онъ не останавливается на этомъ, у него есть еще и другія доказательства; въ немъ теперь пробуждается азіатъ, передъ его духовнымъ взоромъ встаетъ фетишистъ, критикъ исчезаетъ, пасторъ стушевывается. На той же самой страниц, гд онъ въ своей литературной стать только что уличалъ писателя въ воровств, онъ даетъ намъ слдующую характеристику Библіи: «Наша англійская Библія представляетъ собою удивительный образецъ музыкальности англійскаго языка; но она не была написана однимъ человкомъ и въ одно время; она создавалась и достигла своего совершенства въ продолженіе столтій и трудами многихъ церквей. Не было такого времени, въ которомъ не переводили бы той или другой части Библіи. Наша литургія, поражающая красотою и паосомъ, является антологіей религіознаго чувства временъ и націй, переводомъ молитвъ и формулъ католической церкви, которыя, въ свою очередь, составились въ теченіе долгихъ періодовъ изъ молитвъ и религіозныхъ размышленій святыхъ и набожныхъ писателей всего міра». Тугъ же Эмерсонъ помщаетъ замчаніе Гроціуса о молитв Господней. Онъ говоритъ, что она частями давно была извстна раввинамъ и что Христосъ только «соединилъ» ее.

Зачмъ даетъ Эмерсонъ вс эти объясненія? Для того, чтобы показать намъ мыслителей, оглядывающихся назадъ, полную относительность оригинальности и, наконецъ, одновременно доказать полную невинность Шекспира, укравшаго содержаніе и текстъ. Разъ такъ поступили съ Библіей, значитъ это вполн возможно. Эмерсонъ ршительно ничего не иметъ противъ такого поступка. Но, между тмъ, нашъ современный законъ сильно покаралъ бы писателя, который, подобно Шекспиру, былъ бы уличенъ въ такомъ грубомъ литературномъ обман и доставилъ бы большія непріятности редактору Молитвы Господней.

Гётевская истина ради культуры, къ которой она ведетъ, много культурне Эмерсонской «чистой» истины. Всмъ писателямъ было бы несравненно легче писать по-шекспировски, чмъ стараться творитъ самостоятельно. Если бы мы въ наши дни могли, не стсняясь, брать то, что уже написано и передумано другими, напримръ, Гёте, и послдовать примру Шекспира, то тогда даже Уитмановскій «Шапошникъ» могъ бы ежегодно сочинять по пар Фаустовъ, — но это нисколько не доказывало бы, что подобный поэтъ могъ бы дорасти хотя бы до колнъ Шекспира. Но моральный Эмерсонъ ни однимъ словомъ не критикуетъ нсколько устарлаго обращенія Шекспира съ чужой литературной собственностью, наоборотъ, онъ философски замчаетъ, что вся оригинальность относительна, что доказывается самой Библіей.

Но зато Эмерсонъ находитъ нужнымъ разсуждать о неотносящейся къ литератур уличной жизни автора, о Шекспир, какъ о человк. Это также свидтельствуетъ о характер критическихъ способностей Эмерсона, объ его недостатк психологической чуткости. Какое дло критику до того, какъ писатель проводитъ свои дни и свои ночи, онъ можетъ интересоваться этимъ лишь постольку, поскольку это отразилось на это творчеств.