Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Мы говорим: так что же это такое, ТбО – но мы уже на нем, ползая как паразит, двигаясь на ощупь как слепец или бегая как безумец, путник пустыни или кочевник степи. Именно на нем мы спим, бодрствуем, на нем мы сражаемся, бьемся или терпим поражение, на нем мы ищем свое место, узнаем собственное неслыханное счастье и невероятные крушения, на нем мы проницаем и проницаемы; на нем мы любим. 28 ноября 1947 года Арто объявил войну органам: Дабы покончить с Божьей карой, «если хотите, то можете связать меня, но нет ничего более бесполезного, чем орган». Это не только радиофоническое экспериментирование, но и биологическое, и политическое, навлекающее на себя всю цензуру и репрессию. Тело и Социус, политика и экспериментирование. Вам не позволят экспериментировать в своем углу [Deleuze, Guattari, 2004, p. 174; Делёз, Гваттари, 2010, с. 249].

Каждый элемент этого сравнительно ясного высказывания имеет смысл. Но какова связь между ними? Неясно. И в этом суть. Читатель замечает краткие отблески хранилища скрытых знаний, ключ к которому есть только у авторов. Ликующий тон, который можно прочитать как признак психического расстройства, демонстрирует полную уверенность в откровении, демонстрируемом как соблазнительные щиколотки из-под паранджи.

Тем не менее в «Тысяче плато» есть некоторые важные идеи. Как и в «Различии и повторении» Делёза, авторы вводят «ключевые слова». Причем два из них с тех пор приобрели такую же значимость, как и «различие» соссюровской лингвистики, и «Другой» Кожева. Эти понятия – «ризома» и «территориализация». Ризома – это ползучий стебель, растущий горизонтально, под землей, позволяющий растению распространяться через корни, как трава. В более ранней работе Делёз высказал мысль, что до сих пор западное мышление определялось «тождеством», но теперь его должно заменить «различие». То же самое касается и «ризоматического» мышления. До сих пор в западной цивилизации доминировала модель мышления в виде вертикально растущего дерева с верхом/низом, причиной/следствием, корнем/ветвями. Взамен Делёз и Гваттари предлагают ризоматическую модель, в которой мысль развивается боком, связывая, включая, вырастая, как лес, всегда наталкиваясь по краям на другую ризому.

Западная культура, говорят они, характеризуется нарративом, основанным на бинарных оппозициях: причина и следствие, мы и они, один и многие и т. д. Ее «сборки власти» навязывают «означивание и субъективацию как собственную детерминированную форму выражения», но «нет означивания без деспотической сборки, нет субъективации без авторитарной сборки» [Deleuze, Guattari, 2004, p. 211; Делёз, Гваттари, 2010, с. 298]. Хуже того, «наша семиотика современных белых мужчин – даже семиотика капитализма – достигла такого состояния смеси, в котором означивание и субъективация действительно простираются друг через друга» [Deleuze, Guattari, 2004, p. 213; Делёз, Гваттари, 2010, с. 301]. Означивание подразумевает не «значение», а, скорее, привычку использования знаков. «Субъективация» употребляется в смысле, который вкладывает в этот термин Лакан и с которым мы снова столкнемся у Бадью и Жижека. То есть она понимается как процесс, посредством которого человек создает себя как «для-себя». Так или иначе, в условиях, наложенных на нас капитализмом, попытки самосознания безнадежно затруднены использованием знаков и, следовательно, «деспотической» и «авторитарной сборкой», которую две упомянутые формы деятельности в любом случае подразумевают (действительно ли это формы деятельности и точно ли их две?).