Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Этот последний чрезвычайный период в нашей истории был основным предметом интереса британских левых. К нему постоянно возвращаются историки и критически настроенные культурологи рабочего движения. Наиболее острая ностальгия и самое романтическое переживание утраты связаны у них с Междуцарствием[114] и событиями, которые к нему привели. Без политизированного описания этого периода таких историков, как Тоуни и Кристофер Хилл, британский социализм был бы гораздо менее самостоятельным и фактически не таким привлекательным явлением нашей национальной культуры. В сознании тех, кто группировался вокруг Образовательной ассоциации рабочих и Бирмингемского центра современных культурных исследований, твердо закрепилась идея о том, что британский социализм оправдан историей и является не чем иным, как последним выражением права свободнорожденного англичанина на свою землю и культуру.

Обсуждая Сартра и Фуко (см. гл. 4), я попытался показать важное место иконографии во французском левом мышлении, по большей части занятого детальным изображением «буржуазного» врага. Британский социализм также иконографичен, но его усилия направлены на создание портрета друга. Последний выступает в обличье идеализированного Джона Гемпдена у Тоуни, героического сектанта у Кристофера Хилла, промышленного «рабочего класса» в работах Томпсона, Хоггарта и Уильямса. Естественно, есть что-то располагающее в этом взгляде, обращенном в первую очередь на поиск друзей, а не врагов и наделившем наши левые движения местным колоритом. Британский социализм столь же далек от интернационализма Маркса (который, в свою очередь, был следствием раздробленности Германии), как и британский консерватизм. Это движение консерваторы встречают на знакомой территории, поскольку оно тоже воодушевлено любовью к дому и общему пространству. И все это заключается в ключевом понятии «культура».

По этой причине влияние классического марксизма на британское левое мышление не могло быть более чем второстепенным. Значительно большее воздействие оказала уникальная традиция социальной и литературной критики, которая справедливо претендует на то, чтобы считаться одним из важнейших интеллектуальных достижений английского духа. Было бы неправильно думать, что эта традиция имеет естественный уклон в сторону социализма. Она начиналась с консервативной мысли Бёрка, Кольриджа и Вордсворта и продемонстрировала – в произведениях Карлейля и Арнольда – антиэгалитарную тенденцию, которая сохранилась до настоящего времени. Крупнейшего представителя послевоенного периода, Ф.Р. Ливиса, считали своим и социалисты, и консерваторы. И мы обнаруживаем, что произведения мыслителей левого толка, вроде Рёскина и Морриса, прерафаэлитов, Коббета, Шоу и фабианцев соседствуют с меланхолическими рассуждениями таких защитников высокой культуры. То, что социалистические и консервативные представители этой критической традиции сходились в основном акценте и духовной тенденции и оказывали друг на друга влияние, является еще одним свидетельством укорененности английского социализма.

Корни идей Реймонда Уильямса уходят глубоко в почву британского социализма, а его лучшие сочинения демонстрируют привязанность к месту и людям, которые были основным источником вдохновения современной английской литературы. В таких работах, как «Культура и общество, 1780–1950» (1958), «Долгая революция» (1961) и «Деревня и город» (1973), он связал представление об английском рабочем классе с теорией социал-демократии. Результатом стала оригинальная и личная точка зрения на прошлое и настоящее рабочего движения. Более конкретное выражение она находит в двух пронизанных ностальгией романах «Пограничный край» и «Второе поколение». Наконец в более поздних исследованиях, таких как «Ключевые слова» (1976) и «Марксизм и литература» (1977), Уильямс принарядил свое мировоззрение в пестрые абстракции, позаимствованные в основном из гардероба французских и немецких новых левых. Повсюду в корпусе его работ мы находим неустанную сосредоточенность на рабочем классе с его надеждами, страхами и страданиями и «долгой революции», которая якобы ведет от классов и привилегий к равенству и демократии.