Читаем Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых полностью

Поэтому мы не должны удивляться, читая у Жижека, что «тонкое различие между сталинским ГУЛАГом и нацистским лагерем смерти было в то же время разницей между цивилизацией и варварством» [Žižek, 2008, p. 262]. Его интересует только то, что было в голове у преступников. Двигали ли ими энтузиазм, основанный на утопических соображениях, пусть и неявно, или, напротив, приверженность неким дискредитированным идеям? Забудем на минуту о Жижеке. Просто спросите себя: где пролегала граница между цивилизацией и варварством в то время, когда лагеря смерти в обеих странах будто соревновались по числу загубленных жизней? Вы наверняка поместите Россию и нацистскую Германию по одну сторону, а некоторые другие страны, например Великобританию и США, – по другую. С точки зрения Жижека, это было бы чем-то возмутительным, предательством, основанным на эмоциях отказом признать, сколь высоки ставки. Ведь важно не то, что люди делают, а то, что они говорят. А последнее, в свою очередь, искупается их теориями, сколь бы глупо и необдуманно они им ни следовали и как бы ни игнорировали при этом людей в реальном мире. Воображаемое спасается от действительного посредством слов, а дела не имеют к этому никакого отношения.

Читая Жижека, я вспоминаю, как однажды, еще при Горбачеве, был на Новодевичьем кладбище в Москве. Мой проводник, диссидент, похожий на Жижека внешне и манерами, показал мне могилу Хрущева, где тому установлен памятник работы скульптора Эрнста Неизвестного. Хрущев лично осудил его во время выставки современного искусства, когда набросился на все художественное сообщество. Мой гид считал ту истерику Хрущева чем-то на порядок более серьезным, чем разрушение 25 тысяч церквей, и не видел ничего странного в том, что он погребен здесь, в освященном месте.

Памятник изображает голову Хрущева, обрамленную двумя пересекающимися глыбами черного и белого цвета, что символизирует противоречия в личности этого лидера. Гид подчеркивал, что именно Хрущев развенчал культ личности Сталина, чем проявил себя как друг интеллектуалов, но своими нападками на современное искусство сделал себя их врагом. Мне стало досадно, что ни для поборников русского коммунизма, ни для его критиков русский народ не значит ровным счетом ничего. Вся современная история представляется им напряженным диалогом между партией и интеллигенцией, где в ход пускается любое оружие. Миллионы рабов молча слегли в могилу просто для того, чтобы проиллюстрировать некоторые интеллектуальные построения и аргумент силы подкрепить беспомощными страданиями других.

Это игнорирование реальности напоминает об одном важном факте: предельная эмансипация, при которой наступит эпоха абсолютного равенства, – это объект веры, а не прогнозов. В нем выражается религиозная жажда, от которой невозможно отказаться и которая переживет любые опровергающие ее свидетельства. На какое-то время после 1989 г. показалось, что коммунистическая повестка потерпела поражение, и все факты говорили в пользу решительного отказа от идей, поработивших Восточную Европу после войны. Однако машина абсурда уже была запущена, чтобы вырвать с корнем побеги рациональной аргументации, погрузить все в туман неопределенности и возродить присутствовавшую уже у Лукача губительную идею о том, что настоящая революция еще только должна произойти, и это будет революция в мышлении, внутреннее освобождение, перед которым бессильна рациональная аргументация (являющаяся простой «буржуазной идеологией»). Таким образом, благодаря господству абсурда революция до такой степени перестала быть предметом рационального исследования, что о ней стало невозможно говорить напрямую.

И в то же время алхимики революции никогда не переставали стремиться к ней. Они считали, что призовут ее из мрака, созданного их же заклинаниями. Но на что они надеялись? Вернемся на минуту в мир рационального анализа. Существует по крайней мере два вида революций. Поэтому, раз уж мы возводим это понятие в культ, следует спросить себя, какой из двух видов удостоится этой чести? В качестве примеров одного из них можно привести Славную революцию 1688 г. и Американскую революцию 1783 г., во время которых по существу законопослушные люди предприняли попытку определить свои права и защитить их от злоупотреблений. И есть другой вид революций, включающий Французскую революцию 1789 г. и Октябрьскую революцию 1917 г., когда одна элита взяла верх над другой, а затем пыталась удержаться у власти путем террора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Политическая теория

Свобода слуг
Свобода слуг

В книге знаменитого итальянского политического философа, профессора Принстонского университета (США) Маурицио Вироли выдвигается и обсуждается идея, что Италия – страна свободных политических институтов – стала страной сервильных придворных с Сильвио Берлускони в качестве своего государя. Отталкиваясь от классической республиканской концепции свободы, Вироли показывает, что народ может быть несвободным, даже если его не угнетают. Это состояние несвободы возникает вследствие подчинения произвольной или огромной власти людей вроде Берлускони. Автор утверждает, что даже если власть людей подобного типа установлена легитимно и за народом сохраняются его базовые права, простое существование такой власти делает тех, кто подчиняется ей, несвободными. Большинство итальянцев, подражающих своим элитам, лишены минимальных моральных качеств свободного народа – уважения к Конституции, готовности соблюдать законы и исполнять гражданский долг. Вместо этого они выказывают такие черты, как сервильность, лесть, слепая преданность сильным, склонность лгать и т. д.Книга представляет интерес для социологов, политологов, историков, философов, а также широкого круга читателей.

Маурицио Вироли

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.

Валерий Георгиевич Ледяев

Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Мораль XXI века
Мораль XXI века

Книга «Мораль XXI века» объясняет, как соблюдение норм морали ведет человека к истинному успеху и гармонии. В наши дни многие думают, что быть честным – невыгодно, а удача сопутствует хитрым, алчным и изворотливым людям. Автор опровергает эти заблуждения, ведущие к краху всей цивилизации, и предлагает строить жизнь на основе нравственной чистоты и совершенствования сознания. Дарио Салас Соммэр говорит о законах Вселенной, понимание которых дает человеку ощущение непрерывного счастья и глубокое спокойствие в преодолении трудностей. Книга написана живым и доступным языком. Она соединяет философию с наукой и нашла единомышленников во многих странах мира. В 2012 году «Мораль XXI века» вошла в список произведений зарубежных авторов, рекомендованных к прочтению Союзом писателей России в рамках национального образовательного проекта Президента Российской Федерации.

Дарио Салас Соммэр

Обществознание, социология
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители

Анархизм — это не только Кропоткин, Бакунин и буква «А», вписанная в окружность, это в первую очередь древняя традиция, которая прошла с нами весь путь развития цивилизации, еще до того, как в XIX веке стала полноценной философской концепцией.От древнекитайских мудрецов до мыслителей эпохи Просвещения всегда находились люди, которые размышляли о природе власти и хотели убить в себе государство. Автор в увлекательной манере рассказывает нам про становление идеи свободы человека от давления правительства.Рябов Пётр Владимирович (родился в 1969 г.) — историк, философ и публицист, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Института социально-гуманитарного образования Московского педагогического государственного университета. Среди главных исследовательских интересов Петра Рябова: античная культура, философская антропология, история освободительного движения, история и философия анархизма, история русской философии, экзистенциальные проблемы современной культуры.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Петр Владимирович Рябов

Государство и право / История / Обществознание, социология / Политика / Учебная и научная литература