Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Но такая прямота, характерная для старой повестки, сравнительно редко встречается у Хабермаса, все больше поглощенного пропагандой болтовни как истинной цели политики. В конце 1970-х годов Хабермас начал развивать свое видение «идеальной речевой ситуации» как средства против отчуждения социальных структур в капиталистической экономике. В трех дремучих и вымученных работах 1976 г. («Коммуникация и эволюция общества», «О прагматике социального взаимодействия» и «Теория коммуникативного действия») он дает новый взгляд на «коммуникативную рациональность» и «аргументацию», от которой она зависит. Абсорбировав все, что есть в академической социологии, он намеревается охватить также концепции антропологии, лингвистики и аналитической философии. Свою позицию он формулирует как «универсальную прагматику» [Habermas, 1979]. И теперь на социалистическую утопию нужно смотреть через дымку оксфордского философского жаргона: «Сама структура коммуникации не создает никаких ограничений тогда и только тогда, когда для всех возможных участников существует симметричное распределение шансов на выбор и применение речевых актов» [Habermas, 1971, p. 137]. Если принимать такие заявления всерьез, – а осознанное использование «научного» языка предполагает, что мы должны это делать, – то нельзя не прийти к некоторым любопытным выводам. Лингвистическая эмансипация означает безапелляционные заявления обо всем, о чем только вздумается, в мире, где каждый имеет равную возможность делать то же самое.

Но свобода, определяемая как «симметричные шансы», является в то же время сомнительным активом. Ибо вы можете достичь ее, просто удостоверившись, что все одинаково ограничены: например, путем установления всеобщего молчания. Реальная проблема свободы, касающаяся природы человека и институтов, необходимых для ее правильной реализации, просто игнорируется аргументацией Хабермаса с ее пустыми формализмами и странной одержимостью «коммуникацией» между существами, социальная природа и историческая ситуация которых никогда конкретно не определяются. Вот фрагмент «Теории коммуникативного действия», где в том же духе развивается более 800 страниц бесконечных абстракций:

…рациональность, присущая коммуникативной практике повседневной жизни, указывает на практику аргументации, как на апелляционный суд. Она позволяет продолжать коммуникативное действие с помощью других средств, когда несогласия больше не могут быть устранены с помощью повседневных процедур, но в то же время не должны решаться путем прямого или стратегического применения силы. По этой причине я считаю, что концепция коммуникативной рациональности, которая отсылает к неясным системным взаимосвязям универсально обоснованных претензий, может быть адекватно объяснена только с точки зрения теории аргументации.

Мы обозначаем термином «аргументация» такой тип речи, в котором участники тематизируют претензии, обоснованность которых под вопросом, и пытаются оправдать или критиковать их посредством аргументов. Аргумент содержит доводы или основания, которые систематически связаны с обоснованной претензией проблематичного выражения. «Сила» аргумента измеряется в данном контексте обоснованностью доводов… [Habermas, 1984, p. 17–18].