Читаем Дурманящий и поминальный напиток в вере и культах наших предков полностью

Здесь можно проследить одно изменение религиозного характера, хотя его исходная точка была еще дорелигиозной. Действительно, ритуальные действия наших предков относили к народным обычаям по принципу подобия. Их часто причисляли к магии и ставили на более низкую ступень по сравнению с религиозными действиями. При этом, однако, забывают о том, что магия – это религия, потому что она связана с «силами». В магическом культе также фактическим действующим участником является не человек или группа людей, а священная сила, которая делает «безбожный» акт религиозным. В процессии, которая предполагает установку и шествие с образом солнечного диска, священное буквально становится мобильным, то есть приводится в движение. Благодаря этому его сила распространяется на определенную территорию[162]. Мы можем примерно представить глубины священного трепета и благочестивого возвышения духа, открывающиеся нашим предкам из бронзового века во время такого обхода и последующего воздвижения образов солнца, стоит нам только представить себе католическую процессию обхода полей, которую никто не назовет просто магическим ритуалом.

На вопрос о том, обожествляли ли люди бронзового века источники и родники в качестве отдельных божеств, нельзя ответить только по факту жертвоприношений возле этих мест. С другой стороны, сами жертвоприношения, безусловно, свидетельствуют о почитании целебных источников. Если бы речь шла только о единичном случае, можно было бы понять нежелание некоторых исследователей согласиться с этим. Но в связи с быстрым увеличением количества этнографического материала сомнение в этом уже снято с повестки.

С одной стороны, народный культ родников настолько богат, что однозначно уводит нас в глубины истории; а с другой стороны, археологически засвидетельствованные жертвоприношения источникам и вблизи источников настолько многочисленны, что сравнение обеих групп самоочевидно. Мы считаем, что не стоит как-то иначе оправдывать установление связи между народной традицией и данными археологии. В «Житии святого Виллеброрда» Алкуина говорится, что, возвращаясь из Дании около 700 года, этот миссионер попал на остров между территориями фризов и датчан, который был посвящен богу Форсети (Fosite); это место считалось настолько священным и почитаемым, что на нем нельзя было ничего трогать и разрешалось только тихо черпать воду из бьющего из-под земли родника[163]. То, насколько это почитание источников и родников укоренилось среди всех германских племен, иллюстрируют покаянные постановления и законы христианских королей, которые почти без исключения ревностно выступают против языческого обычая «давать обеты источникам, совершать молитвы [у родников]» (ad fontes votumfacere, orare offere[164]).

Так, Capitulatio de partibus Saxoniae Карла, свод законов о вере от 787 или 788 года, определял самые суровые наказания за все языческие «бесчинства», среди которых упоминается поклонение источникам и деревьям[165]. Минеральные источники пользовались особым почитанием и считались особенно напитанными сверхъестественными силами. Нередко за их владение вели ожесточенные сражения, как, например, между гермундурами и хаттами, а также бургундами и аламаннами[166]. Таинственная жизнь родника, его свойство отражать образы на своей поверхности, его изменчивость, внезапное пересыхание или переполнение, породили идею о том, что родник обладает даром пророчества. В 731 году папа Григорий III в своем указе князьям и народу германской провинции запретил почитание источников (fontium auguria[167]). Речь идет точно о тех же действиях, которые и сегодня совершают девушки и женщины, когда ходят к колодцам, чтобы погадать у них и узнать свою судьбу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Советская классическая проза / Культурология